Любовь как таинство трактуя… Lamour declaine comme le mystere…. Юрий Бердников
бесчестности
и сознания, что многого уже не смогу.
«Je souffre toujours moins le tumulte des gares…»
Je souffre toujours moins le tumulte des gares,
les files d’attente pensum obligatoire;
l’ennui des locuteurs occasionnels;
le «positif» que l’on apprend par cœur;
le bien-penser, le bien-parler qui vous écœure.
Je ne supporte plus les problèmes sans terme,
– vulgarité, bassesse à chaque pas;
ma propre impuissance
devant ceux qui te bernent;
et de me savoir décliner
je ne supporte pas.
Ночная гроза
Пройдись вдохновенья пылающим гребнем
по чёрным равнинам лесов и озёр —
и вспыхнет пожаром безмолвное небо,
и ливнями рухнет, обвалами гор.
Orage la nuit
Tu prends sur la crête de feu de l’écriture
par les plaines niellées de forêts et de lacs, —
s’allume l’incendie des nuées taciturnes,
et s’écroule en tornade, en coulées de gravats.
«И всё ж необъятность так расточительна…»
И всё ж необъятность так расточительна:
что в горсти собрал – то пылинкою сдуло!
Любимых мы лепим, как лепит вокзал
пристрастья признаний из чёрного гула.
О нет, не дарованы! Из-под колёс.
И разница эта столь ощутима,
что лишними стали ливни без гроз
и небо без ливней. О как мы ранимы!
И разве здесь трезвость? Ведь этот поток
потопом всемирным всегда назывался.
Не сердце трепещет – твой давний упрёк
пылает кострами, как сад – померанцем.
«Reste que l’envolée nous revient au prix fort…»
Reste que l’envolée nous revient au prix fort…
La poignée recueillie, un coup de vent l’emporte.
Nous sculptons nos amours comme l’aéroport
Ici, rien n’est donné. Il faut qu’on vous l’arrache.
La différence saute aux yeux, et tellement
que les ciels sans la pluie et la pluie sans orage
deviennent superflus. Vulnérable élément!
Et qu’on ne parle pas sagesse. Ce torrent
s’appela de toujours déluge universel.
Mais ça n’est pas le cњur, c’est ton ancien tourment
qui flambe clair, comme au jardin les immortelles.
«На занесённом снегом полустанке…»
На занесённом снегом полустанке
стоишь один, растерян и забыт —
промчалась мимо жизнь
в огнях весенне-ярких
и с надписью короткою: транзит.
«Sur ce quai de station perdu dans les congères…»
Sur ce quai de station perdu dans les congères,
tu attends seul,
désemparé et a l’oubli —
la vie est passée dans
une aura printanière,
la plaque mentionnait un bref transit.
Икар
Роятся рощи, словно сад, шмелями.
И ног босых – как бабочек – полёт.
И облаков так близки предписанья,
но твой ещё не наступил черёд.
А он – летит… И вопреки законам.
Как майский жук. Ему лететь нельзя.
Как ласточка, мелькнувшая над склоном…
верхушек чуть касаясь и скользя.
Icare
Le bois fourmille au sol, jardin d’hyménoptères.
Les jambes nues, là-haut, jouent l’air du papillon.
Les nuages, tout près, dictent ce qu’il faut faire.
Mais ce n’est pas ton tour encore, mon garçon.
Pourtant il vole, lui… Faisant mentir la loi.
Ainsi qu’un hanneton. (Il ne le devrait pas.)
Ainsi que l’hirondelle au ras des pentes,
à les toucher sur son aire glissante.
«Здесь правил не дано: вчера ль плыла…»
Здесь правил не дано: вчера ль плыла
в темнеющем пруду кувшинкой?
Но жёсткость прорезается крыла,
Я