Совершенство. Ний Хааг
приём и Эйдан долго стоит, хватая ртом обжигающий воздух. Он срывает с лица очки, словно это они мешают разглядеть столб дыма, и с надеждой осматривает бесконечные снега. Новый марш-бросок, напоминающий побег в никуда, новая остановка и сверка с часами. Полярник выбивает из нагрудного кармана небольшой компас и с надеждой смотрит на безжизненную стрелку. Остервенело трясёт бесполезное устройство в руках, мнёт в пальцах и снова смотрит на стрелку…
– Сука! Сука! Сука! – кажется, что губы не шепчут, а бьются в конвульсиях от страха и холода. – Надо было по следам возвращаться! Обратно по следам! Идиот!
Мысль о том, чтобы вернуться по своим следам к пляжу и уже там отыскать лыжную колею к вездеходу заполоняет собой всю голову, но здравый смысл говорит о том, что поднимается ветер, который подло стирает все следы и у человека попросту может не хватить времени… Времени и сил!
Взобравшись на высокий торос, прильнув в отчаянии к оптическому прицелу, Эйдан в который раз с надеждой осматривал застывшие горы снега. Набиравший силу ветер бил в грудь и лицо, пробуя опрокинуть и без того отчаявшегося человека. Неожиданно среди посиневшего предзакатного снега он заметил мелькнувший оранжевый лоскут! Едва не потеряв равновесие от волнения и не упав вниз, Эйдан затаил дыхание и впился взглядом вдаль. Ему снова удалось поймать в объектив небольшую часть машины: оранжевую крышу и часть кабины. Скатившись вниз, едва не свернув себе шею, Эйдан взлетел на лыжи и, щёлкнув замками, бросился в направлении потерянного вездехода. Спустя десять минут петляний среди торосов и заструг, отчаяние и надежда вытолкнули полярника к вездеходу. Парень едва не расплакался при виде широкой дружелюбной «морды» машины.
Оказавшись в кабине, Эйдан испытал неимоверное облегчение, а также нестерпимый голод и усталость. Не снимая промасленных перчаток, роняя изо рта крошки прямо себе на грудь, он несколько минут давился сухим бутербродом с консервой, жадно рыча. Эйдан поймал себя на мысли, что ведёт себя подобно зверю, растеряв бутафорский налёт цивилизованности. Парень жадно сверкал глазами, словно кто-то мог отобрать пищу.
«Фрейд только с голодом и угадал!» – мыслил он отстранённо, наспех запивая еду остывшим кофе. Неуклюже действуя замёрзшими пальцами, он пробовал включить зажигание. Эйдан неожиданно вспомнил, как в далёком детстве играя с соседскими детьми на старой мукомольне, – на которой играть им было категорически запрещено, – те заперли его в тёмном подвале, да так и позабыли про узника в пылу игры. Только на следующее утро кто-то из друзей проговорился старшим, что Плаксу-Ридза, – а именно такое прозвище дали Эйдану в тот вечер, – заперли в подвале, но его должен был выпустить Эдди Толлрой… который сказал, что все опять всё перепутали и освободить Плаксу должен был Рыжий Клив Парсон, и так далее по цепочке. Взволнованные голоса взрослых в телефонной трубке;