Совершенство. Ний Хааг
врубился плечом в дверь генераторной, как тараном, но вместо распахнутой створки получил болезненную отдачу и застонал от боли.
– Какого хрена? – воскликнул он в недоумении, осторожно толкая дверь снова.
Догадка о том, что вода хлынула через переполненные поддоны и замёрзла на полу, блокировав дверь, подстегнула и погнала полярника на улицу. Ломак бежал обратно тем же путём, минуя сеть коротких переходов и понимал, что нельзя терять ни секунды! Если сейчас же не перезапустить насосы и компрессор, замершая вода разорвёт систему отопления и тогда…
В свитере и с ледорубом в руках, Ивлин, шатаясь выскочил на улицу. Пропуская обжигающие удары ветра в лицо, полярник бросился к уличному входу в компрессорную. По засвеченному горизонту и потускневшим звёздам, он догадался, что близок запоздалый рассвет. Выдёргивая из снега поочерёдно то одну ногу, то другую, размахивая ледорубом и сильно кренясь, Ломак обогнул дом и замер, увидев, как поодаль на ветру бьётся незапертая дверь сарая. Сердце мужчины замерло, а затем заколотилось с бешеной скоростью. «Ты же сам её забыл запереть, мудак! – выдал отрезвлённый морозом мозг. – Посмотри какой ветер!»
Ивлин обогнул угол здания и оказался перед распахнутой дверью компрессорной, которую так же мотало ветром. Кляня разыгравшуюся бурю, Ломак ворвался внутрь и тут же зашлёпал ботинками по воде. Протрезвевший начальник в недоумении остановился и включил фонарь. Луч прожектора осветил залитый водой пол, от которого валил пар, наполняя тёмное помещение сырым тяжёлым туманом. Понимая, что никакой лёд не блокировал внутреннюю дверь, Ивлин скользнул лучом света к дальней стене и увидел ободранную обшивку двери, отогнутую ручку и немногочисленные следы крови.
«Медведь! – полоснула в голове жуткая догадка. – Здесь был медведь! Он же и в сарай забрался! Он почувствовал мёртвое тело!»
В страхе перед зверем, безоружный полярник сжал ледоруб понимая, что в схватке против хищника шансов он ему не прибавит. Ломак инстинктивно выключил фонарик, уповая на то, что медведь орудует в сарае, занятый трупом. Оставшись в темноте, притаившийся начальник станции услышал, как ветер снаружи растаскивает по словам звучавший из-за стены голос Фрэнка Синатры. «…Бывало, что я сожалел», – неслось по ту сторону двери, а ветер подхватывал и уносил голос к звёздам: «Но не стоит об этом упоминать…».
Развернувшись к выходу, и без того напуганный начальник станции чуть не вскрикнул – на фоне открытой двери он увидел мелькнувшие очертания человеческой фигуры и тут же услышал слабый всплеск воды.
– Эйдан? – позвал он тихо и сдавленно. – Ты вернулся?
Отчего-то Ломаку стало нестерпимо жутко. Утопая в горячей воде, вдыхая тяжёлый влажный воздух, Ивлин почувствовал леденящий озноб, заползающий под свитер… Начальник выставил перед собой фонарик и щёлкнул кнопкой. В бледном луче света стоял Корхарт,