Времена. Марк Рабинович
и «банками». Банки! Я помнил с детских времен тот страшный факел из пропитанной спиртом ватки на палочке от мороженного и стекляшки, прилепленные к моей тощей спине. Потом бабушка тихо скончалась от болезни почек, а мы с мамой уехали в Израиль, но память сохранила мягкие и теплые шлепки вакуума по спине.
– Неждан! У тебя есть склянки ромейского стекла?
Сотник открыл было рот, но ответить не успел.
– У меня найдутся – произнес голос у меня за спиной.
Это была женщина средних лет, одетая также, как Ведана и служанка. Да что они тут все, в типовые модели от «Томми Хилфигер» одеты, промелькнула в голове и исчезла дурацкая мысль. Это, надо полагать, и была Улада. Серо-голубые глаза из под платка, на которые свешивалась светлая прядь волос, глядели насмешливо.
– Неси! – потребовал я.
– Сборы принести? – спросила она.
– Чем ты воспаленное дыхание лечишь?
– Малиновый отвар, чтобы жар снижать, да иван-чай-трава от заразы.
– Неси все.
Улада исчезла. Мне было неспокойно. В наше время тяжелое воспаление легких укладывало в больницу и лечилось антибиотиками, в киевской же Руси еще не было пенициллина для моей умирающей Ани. Или был?
– Неждан, слушай меня хорошо, как самого князя! – сказал я, по нахмуренному лицу сотника понял, что сказал глупость и поправился – Слушай, как попа в церкви… Твоя дочь тяжело больна и ее жизнь в опасности. Помочь ей может только освященный хлеб. Иконы в доме есть?
– Иконы? – тупо переспросил он.
– Образа, лики! – нетерпеливо перебирал я синонимы.
– Да, есть лики. Как не быть. В горнице висят.
– Тогда тащи сюда весь старый хлеб, что есть в доме. А вы что стоите? – я повернулся к спецназовцам – Ищите по соседям.
Через несколько минут на столе передо мной лежали куски черствого хлеба. Перебрав их, я отложил в сторону заплесневелые корки и указал на них Неждану.
– Вот эти куски положи за образа, за лики. Пусть полежат минут десять.
– Десять чего? – снова удивился сотник.
– Ну, пока не прочитаешь десять раз «Отче наш».
Он опять уставился на меня полными непонимания глазами. Да как же у них назывались молитвы?
– Патер ностер!
В глазах сотника появилось облегчение, он кивнул и стал загребать заплесневелые корки большими ладонями. В дверях он столкнулся с Уладой, тащившей два узелка, в одном из которых что-то звякало. Мы с ней расставили пустые разноцветные склянки мутного стекла на столе. Это было совсем не похоже на бабушкины «банки», но выхода не было. Как же она это делала? Вроде бы мазала спину вазелином?
– Гусиный жир есть? – спросил я Уладу.
– У меня всегда с собой – гордо ответила она.
Вместе с ней мы перевернули бесчувственную Анюту на живот и намазали ей спину гусиным жиром. Я велел Уладе вздуть огонь и зажечь лучину. Как же это делается? Бабуля, милая, помоги! Никогда не молился