Последователь. Андрей Дудко
для склеивания.
Я сунул руки в карманы и придумал.
– Нужен скотч, – говорю. – Он сохранит полезную площадь бумаги и сам послужит чем-то вроде каркаса.
– У меня скотча нет, – сообщил Толик, по пояс утонувший в бумажной куче.
– Я знаю, что у тебя нет. У меня тоже. Надо купить.
– Денег тоже.
– Я сам все организую, – сказал я, – а ты посторожишь.
– Роскошная задумка, – сказал Толик и закопался в бумагу еще глубже. – Уже сторожу.
Я выбрался из карьера и пошел домой. Надо было зайти за деньгами. Но по дороге я стал сомневаться.
Казалось, деньги есть. Они спокойно ждут меня дома, лежат в почтовом конверте среди бумаг в тумбочке, просто приди и возьми, сколько надо.
Но повод какой-то слишком дурацкий. А деньги общие. Когда-нибудь Ольга обнаружит пропажу и устроит скандал. Или перепрячет конверт, и тогда я вообще останусь без денег. Не надо лезть в них по любой прихоти.
Но нам ведь нужен скотч. И Ольга как раз на работе.
Я сунул руки в карманы, и мне на память пришел Кулакевич. Меня осенило.
Я развернулся и легкой походкой отправился назад к Толику, неся ему свой гениальный план.
Ломануть ларек, шептал я. Ломануть ларек.
Как же это прекрасно.
Еще издали я увидел в карьере посторонних людей. Они окружали Толика и копошились в нашей бумаге.
При этом окружали и копошились как-то нехорошо.
Я счел за лучшее подкрасться с тыла и спрятаться в кустах.
Шел поразительный диалог. Пришельцы оскорбляли стоявшего на бумаге Толика. Он пытался выйти из круга, его не пускали и заталкивали обратно. Настойчиво требовали внятного ответа, зачем ему бумага. Он отвечал невпопад и пробовал выйти в другом месте, но его снова ловили и заталкивали на кучу. Опять спрашивали.
Что он мог ответить? Между ним и этими людьми была бездна непонимания. Это был разговор пятиэтажек, построенных в котловане, с девятиэтажкой, построенной на холме.
Но вели себя так, что делалось страшно.
– Будем бить, – говорил один. – Обещали же, что поквитаемся.
– Бобибаемся, – сказал Толик, трогая бородой ключицу и глядя в пустоту.
Последовала зычная пощечина. Толик погладил щеку и обиженно сел на книжный наст. Его схватили за шиворот и ударили кулаком в глаз, после чего он плашмя рухнул на бумагу, дико закричал и зашлепал по книжкам руками.
– Ну вы! – вопил он. – Больные!
Эта сцена вызвала у пришельцев гогот. Они стали сыпать на Толика песком и плевать ему в волосы. Били его ногами, и он ползал по куче, спасаясь от ударов.
– А-а-андре-е-ей! – орал. – Андрей!
Я закусил губу. В глазах щипало от стыда и обиды.
– Не реви, – сказал Толику один из них. – Все равно никто не услышит.
– Я Андрея оставил в кустах следить. Сейчас он придет и разберется с вами.
– Этот жирный? Тоже получит, не волнуйся. Такой же, как и ты.
– Придет, –