Бабье лето любимой жены. Часть III. Людмила Волынская
этот Барбарьеро? Такой же модник?
– Н-нет,… – сбитая с толку его словами, ответила Лиза, – саксофонист.
– А этот новенький здорово играет, – одобрительно оценила Вика. – Он твой знакомый?
– С чего ты взяла? – удивилась Лиза.
– Чего ж Андрей тебя про него спрашивал?
На кухню с подносом вошла Лена. Услышав часть разговора, она понятливо улыбнулась.
– А что он мог еще при тебе спросить?
– Что?… – по-прежнему недоумевая, резко повернулась к ней Лиза.
В ответ Лена лишь вздохнула, многозначительно покачивая головой.
К этому разговору, то ли забыв о нем, то ли потеряв интерес, он больше не возвращался. Временами она спиной ощущала его взгляд. Ее почему-то не покидало ощущение, что он украдкой присматривался к ней, хоть он ни разу не дал ей для этого повода. Сколько раз она стыдила себя за свою мечтательность, ведь у нее не было ни малейшего шанса завоевать внимание этого мужчины. Хуже всего было то, что он был моложе ее. Этот его «недостаток» был, увы, неисправим. Но стоило ей о нем подумать, как вопреки ее воле сердце пускалось в пляс.
Впрочем, думала она о нем отнюдь не весь день. Те несколько часов напряженной работы, о которой говорил Нодар, с лихвой перекрывали предыдущие, когда все они могли позволить себе работать вполсилы. У девушек хватало времени и покурить, и кофе выпить, и о жизни посудачить. Когда Нодар зазывал к себе Лену, пытаясь скрыть досаду от собственной невостребованности, Вика демонстративно надевала очки и устраивалась в уголке с книгой. Впрочем, стоило Лене вернуться, наука уходила на задний план, и в ход шли бабьи инструменты – «языки».
Слыша их разговоры, Лиза ловила себя на том, что в них вместо понятия «нажить» преобладало понятие «выжить».
Вот и выживали, у кого как получалось, как бурьян вокруг прополотой клумбы, изо всех сил пытаясь походить на благородные растения.
Еще на рынке Лиза заметила, насколько люди, выброшенные судьбой на улицу, были жестче и бесцеремоннее, чем их бывшие собратья «по другую сторону баррикад». В этом мире царили другие законы, здесь всем заправляли деньги. Поэтому люди и не гнушались никаким трудом. И этот мир, как ни странно, казался ей честнее того мирка, в котором прожила большую часть своей жизни. Там не принято было обзывать и ругаться, там проще было уязвить в полголоса да исподтишка уколоть. Там не принято было бить в лицо, там съедали тихо, незаметно, игнорируя, сплетничая, подсиживая. Тем не менее это было больнее, потому что когда человека обвиняют прямо или даже бьют, он может тем же и ответить. Да и случалось это крайне редко. Простые люди терпимее друг к другу. Им и в голову не придет изощряться, чтобы унизить человека в угоду своим амбициям. Для них все проще – есть сегодня деньги, амбиции удовлетворены, а завтра – даст Бог день и даст Бог пищу.
Так же было и здесь. У каждого была своя работа и своя ответственность за нее, все недоразумения выяснялись тотчас, пусть и на повышенных тонах, но честно. Лизе нравилось работать с молодыми.