Лечение водой. Евгений Москвин
один раз на семинаре лукаво отвел глаза в сторону и произнес: «Когда моя жена была еще не со мной…» – и любовно покраснел. Она его, мол, поначалу не любила, а он ее – всегда. И теперь они вместе двадцать лет. И он же это, мол, знал, что так будет, просто провидцем оказался!
– Если б ты видела, какой у него был самодовольный вид.
Костя поворачивает к тому, что Уртицкий, обретя взаимность, казалось, из совершенно безнадежного положения…
– Это имело очень большой отпечаток на его личности, Оль. На мой взгляд. А также придало железобетонности… всем его установкам.
– Да, я понимаю.
Они начинают обсуждать Костину публикацию в журнале, и что это могло бы принести.
– По сути дела, это тоже не дает ничего… Боже мой, как все это бессмысленно! Но с другой стороны вот эта премия. Все же деньги, как-никак. Впрочем, деньги для меня совсем не главное, ты ведь знаешь.
– Да.
– А только престиж. Вот за престиж я боролся всегда – это я совершенно точно могу сказать. И я смог бы отыскать людей, которые двинут меня в издательство.
– Да все понятно.
– С другой стороны, куда теперь, раз Молдунов раскритиковал роман. И понятно, что сам он ничего делать не будет в любом случае; чтобы куда-то дальше двигать. Даже если роман и напечатают.
«И все же надо, чтоб напечатали, – давит Костя себе внутри. – И чтобы премию дали». И после этого чувствует режущее сомнение – в том, что это произойдет. Вся эта игра… она слишком наглая и уверенная, чтобы ему просочиться и выйти победителем. Но может, он все-таки просочится?..
Костя, в конце концов, произносит, качая головой:
– Какой же все-таки мерзавец Уртицкий…
– Может, отнести в другой журнал?
– Где-то, где я публиковался… я мог бы, наверное… в периферийный какой-то… Но это будет уже не то, ты ведь понимаешь. А здесь… здесь кормятся те, кто влез уже. И можно вести вот такие игры. Но главное, Оль… разве те, кто тут сидит… разве они известны? Разве они чего-то добились? Опять тебе это говорю… Ничего они не добились. Просто место занимают… Кому нужно все, что они пишут? Пишут они туфту. Вторичный реализм, бессмысленный и кондовый.
– Игорь тоже носил стихи, – говорит вдруг Оля. – В журналы, в газеты. Не очень активно, но носил – и ничего не взяли.
– Игорь… Меркалов?
– Да. Или, кажется, в одном каком-то журнале взяли, небольшом… не помню уже, – доканчивает она.
– Ты общаешься с Игорем?
– Да. Уже больше года.
– Ну… Знаешь, он ведь особо никаких себе целей не ставит. Даже если и говорит обратное – в моем понимании, не ставит.
Тут Костя начинает объяснять – как же можно не стараться пробиться? А он знает – Меркалов посмеивается над его амбициями.
– Да. Ты, наверное, прав, – соглашается Оля.
– В чем я прав? Что мы с ним разные?
– И это. И то, что ты говоришь – что пробиться нужно.
– Я очень рад, что ты так думаешь. Но у нас с ним действительно разные взгляды вообще на все, Оль, считай…
– Но он, кстати, как-то обращался к Уртицкому.
– Ага!