Вестники весны. Мифы двенадцати миров. К.А
ритм шёпота, и я вздрогнул.
Остановился, противясь чарам, и почувствовал их злость: бушуя и шепча всё громче, глотая слоги, меняя местами буквы, духи, будто голоса, вырвавшиеся из моей головы и обретшие воплощение в реальности, звали за собой. Всё закружилось перед глазами, я выпустил оттягивающую руки Лилёк, закрывая уши.
Очнулся от странного звука: Лилёк испугалась и захныкала, сидя в сугробе. Тошнота и кружение вокруг меня успокаивались, и я попытался подняться. Не вышло. Замутило. Остался на земле. Белые существа исчезли, словно их нарисовало испуганное воображение, а из-за деревьев уже показались знакомые силуэты: девочки пристроили свой хлебец и, опустив головы, шли обратно.
– Алекс, Соплежуйка, – прошептала Дэйкири, остановившись, – чего расселись?
Она постучала пальцем по виску, намекая на то, что мы с ума сошли в сугробе сидеть. Мысли возвращались в привычное состояние, которое я принимал за точку отсчёта реальности. Зря я увязался за ними: без антипсихотических средств уже начались зрительные галлюцинации, и скоро голоса вовсе меня доконают. Я подхватил Лилёк и зашагал за троицей.
– А сами-то лучше? – крикнул я вдогонку Дэйкири. – Кто только что рыдал и хоронил тесто?
– Не ори, балбес. – Она обернулась, сделав страшные глаза. – Мы жертву духам принесли, чтобы они хлеб в мир грёз забрали, а нашего брата не тронули.
***
– Как радостно, что в семье родился мальчик! – На следующий день бабуля довольно улыбалась, и глаза её прятались в смуглой глиняно-красной коже.
Младшая сестра вцепилась в бабушкин рукав и недовольно, видимо, на что-то жалуясь, заскулила на дикарском. Бабуля склонилась над ней, прислушиваясь и утешительно гладя по черноволосой макушке. Дэйкири прекратила переводить их разговор, положила голову на свои согнутые колени, исподлобья уставившись на меня.
– Что? – спросил я, изогнув бровь.
Она молчала и давила на меня немигающим взглядом.
Со стороны лаза раздались хруст и треск, будто потолок провалился. Я сжался, ожидая, что меня сейчас чем-нибудь огреет по голове, Лилёк подскочила и запищала, не понимая в чём дело, а Дэйкири пошла разобраться, что же случилось, и по её отрывистым словам я догадался, что она ругается. Бабуля заткнула уши младшей сестре, смешно округлила морщинистый ротик, и даже чёрточки её глаз раскрылись от возмущения.
– Дэйкири!.. – остальное я не понял, но это звучало так забавно, что я расхохотался.
Дэйкири, красная от досады, возвратилась в комнату и пнула меня, решив сорвать гнев, однако я увернулся, и она треснула по ножке стола, взревела и плюхнулась на подушки.
– Дэйкири! – снова бабуля.
Лицо у дикарки стало такое, будто это не девочку, а медведицу пытаются обучить светским манерам. Я хохотал так, что слёзы лились из глаз. Дэйкири швырнула в меня подушкой, но это не убавило моего злорадного счастья.
– Это тебе божье наказание, Злая Девочка. –