Солнце сияло. Анатолий Курчаткин
сотрудничества с терентьевской программой я распространяться не стал. В конце концов, в Бориных словах не было ничего, что не соответствовало бы истине, и кроме того, сказал же Конёв, что должно пройти время – и я возвращусь обратно. Согласным кивком головы я подтвердил, что мой собеседник совершенно верно осведомлен обо мне, и спросил в свою очередь, обводя вокруг руками:
– И во сколько вам обходится это роскошество? Словно я был весьма искушен в вопросах найма-аренды и интересовался не просто так, а с сугубо практическим прицелом.
В скользящей Бориной улыбке обозначилась укоризна:
– Не так дорого на самом деле, как можно предположить. Надо уметь договариваться. Ведь все же люди, да? Все хотят, чтобы им было хорошо. Всегда есть варианты, которые будут удобны всем. Главное, суметь их сформулировать. Ну, вы понимаете!
Ну да, ну да, я понимал, конечно. Как бы не так. Я тогда не понимал ничего. И смысл того, что он мне говорил, дошел до меня лишь целую эпоху спустя. Но, само собой, я покивал головой, будто понимал во всем этом еще побольше, чем он.
– Любые войны заканчиваются переговорами, известное дело. Искусство заключается в том, чтобы начать с них.
– Прекрасно сказано, согласен! – подхватил Боря. – Мы придерживаемся именно этой позиции. Мы считаем, по всякому вопросу можно договориться. Если бы мы не умели договариваться, у нас не было бы наших клиентов. Придя к нам, от нас уже не уходят. Мы исходим из принципа, чтоб и волки были сыты, и овцы целы.
– Так не бывает, – я решил, что немного полемики не помешает. – Чтоб волки были сыты, какой-нибудь из овечек обязательно должно недосчитаться.
Боря улыбался.
– Это так обязательно в природе. А человек все же не животное. В чем главное отличие человека от животного? В том, что он мыслит. А если мыслит, должен он видеть свою выгоду? Мирно договориться – выгодно и волкам, и овцам.
– Ну, а в случае, если не удастся договориться? Укоризна в Бориной улыбке вновь стала явственней.
– Надо находить того, с кем можно договориться. Зачем договариваться с тем, с кем договориться невозможно? С одним невозможно, а с другим – пожалуйста, зачем же упираться лбом в стену?
Так, прикладываясь время от времени к рюмкам, опорожнив их и вновь наполнив, мы протрепались минут десять, и вдруг он спросил:
– А Бесоцкую вы знаете?
Гончая, незримо и тихо сидевшая во мне, терпеливо ждавшая своего момента, встрепенулась и сделала стойку. Рябчик еще не рванул из травы, но уже обозначил свое тайное местоположение едва слышным трепыханием крыльев.
– Бесоцкую? – повторил я за Борей, чтобы потянуть время.
Бесоцкая была директором терентьевской программы. Доступна, в отличие от Терентьева, для всех, своя в доску, вроде бы официально – под ним, и даже весьма основательно под ним, но в жизни, чему я сам был свидетелем, Терентьев перед ней только что не заискивал.
– Ну да, Бесоцкую, – лапидарно подтвердил Боря.
– Знаю,