Не доллар, чтобы всем нравиться. Мишель Куок
ты и правда думаешь, что в «Горне» одни женоненавистники?
Мы с Леном переглядываемся. События развиваются так быстро, что я даже понять ничего не успеваю. Я оглядываю класс, мое лицо превращается в гримасу «О боже, убейте меня прямо сейчас» – и один только Лен безмолвно отвечает мне: «Сочувствую, бро».
– Я такого не говорила.
По ощущениям, мои щеки приобрели оттенок лака на безымянном пальце левой руки Оливии.
– Ты подразумевала, что именно поэтому Лена выбрали на пост главного редактора вместо тебя. Разве нет?
Натали задает жесткие вопросы, прямо как хороший репортер. Я бы больше оценила ее хватку, если бы перекрестному допросу подвергался кто-то другой, а не я сама. Я решаю применить классический прием отражения атаки.
– Но ведь ты была на выборах, – безмятежно говорю я. – Может, скажешь нам, почему ты проголосовала за Лена?
– Слушайте, а может, не надо? – перебивает Лен с напускной беззаботностью, будто бросая пустяковую шутку, но я узнаю, что его кожа, оказывается, тоже может приобретать ярко-розовый цвет.
– Послушай, Элайза, – говорит мистер Пауэлл, проходя мимо. – Подойди на пару слов, когда будет минутка.
Я, смирившись, машу рукой на новостной отдел.
– Если ни у кого нет новых данных, то, пожалуй, можно закончить планерку, – заключаю я, и коллеги разбегаются, как кучка внезапно отпущенных заложников.
Я выхожу из класса следом за мистером Пауэллом. Он аккуратно закрывает за нами дверь.
– Как ты?
В голосе его звучит беспокойство.
– О, знаете, я и раньше никому из них не нравилась, а теперь я к тому же назвала их сборищем женоненавистников, так что теперь просто нравлюсь им меньше прежнего.
Смех мистера Пауэлла больше похож на вздох.
– Я подумал, может, ты хочешь поговорить о том, что написала, – говорит он. – Настоящий манифест получился.
Я провожу ногой вдоль трещинки на бетоне.
– Не знаю. – На секунду во мне вновь вскипает гнев. – Не поймите меня неправильно. Я считаю, что такой выбор отчасти точно связан с дискриминацией.
Вдруг мне представляется Лен, и я не могу понять, отчего мне так стыдно: то ли от того, что я отозвалась о нем как о «патриархальных пережитках, обернутых в дешевую сентиментальность», то ли от того, что я, по сути, сказала, что ему даже прыщи идут.
– О-о-о-ох. – Я прячу пальцы в рукавах свитера, прижимаю ладони к лицу и с нажимом провожу вниз по щекам. – Я просто хочу, чтобы все это закончилось.
Мистер Пауэлл ободряюще кивает.
– Жаль, что невозможно так просто выяснить, кто опубликовал твой материал, – говорит он. – Постарайся, пожалуйста, увидеть в этом плюсы: мне кажется, ты, сама того не желая, дала толчок серьезным дискуссиям среди педагогического состава, а это всегда хорошо. И по крайней мере мы сняли эту публикацию с сайта, так? Самое худшее позади.
Я позволяю себе немного расслабиться. Может, так оно и есть. Может, надо просто стараться