Разговор с Птицей. Повесть, путевой дневник, сборник рассказов. Виктор Валерьевич Теплицкий
себя помню, середина сентября пьянит меня как хорошее вино. Коньяк так не берёт, как эта грустная пора, когда всё кругом кажется созревшим плодом. Так бы и откусил.
Я глубоко вдохнул сырой воздух, не спеша достал сигарету, щёлкнул зажигалкой. Ощущение вольноотпущенника не покидало меня. Только бы не встретить никого из знакомых.
Сделав несколько шагов, я поморщился. На скамейке у соседнего подъезда курил Слава – бритый мужик неопределённого возраста. Он приветственно выбросил руку. Слава знал всех и про всех в округе, трезвым его видели редко, разве что с утра или в сильный мороз. Поговаривали, что он немало отмотал за «мокруху», но толком никто ничего не знал.
– Салют, Никит! – прохрипел Слава.
Неприятно было слышать своё имя, прозвучавшее, словно треск разрываемой бумаги. Я протянул руку:
– Здорово.
– Я вас приветствую. Как оно ничего?
– Да потихоньку.
– И у меня всё в ажуре. Вован вчера пенсию получил. Я в хату на бровях. Да ты присаживайся, – Слава любезно подвинулся.
Я сел рядом. Загасил сигарету, бросил в урну. Впереди был город, река… Я чувствовал на себе пристальный взгляд из-за стёкол очков.
– А ты чё сёдня такой?
– Какой?
– Ну, весь такой загадочный, блин. Побрился вон.
– Да так.
– Ну, хозяин – барин. – Слава пожал плечами. – А мы вчера – в зюзю. Вован коры мочил…
Я слушал вполуха очередную байку.
Где-то впереди удлинялись тени, кружились и падали листья, по улицам безостановочно неслась чья-то жизнь, и больше всего сейчас хотелось наблюдать за этой чужой жизнью. Просто наблюдать. Молча и отстранённо.
А Слава размахивал руками, по-блатному растягивал слова, смачно сплёвывал. Речь выталкивалась из горла комками вместе с дымом. Щетина, куртка из кожзама, жёлтые никотиновые кончики пальцев напомнили подъезд – загаженный, обшарпанный. Я почему-то не уходил, сидел как приклеенный. Рука в кармане нашла деревянную головку, хрупкие крылышки. И тут я вдруг вставил:
– Слава, а у тебя душа пернатая?
– Чё? Не понял?
Местные считали меня парнем с прибабахом. Так уж сложилось. И мне не трудно было продолжить:
– Душа у тебя какая? Может, как птица? С крыльями. Ну, понимаешь, душа… Здесь, – я легонько похлопал по груди. – Она нездешних мест жилица. У Есенина так.
– А ты – — – вот за чё. Да кто ж его знает, товарищ майор? Ты это… у Коляна спроси из семнадцатой. Он, в натуре, головастик. У него книг как волос на – — – .
– А сам-то что думаешь?
– Сам-то, – Слава задумчиво почесал подбородок. – Всё зависит от полноты налитого стакана. Писярик накатил – к птицам в небо, сотку опрокинул – к рыбёхам на дно – — – . Вот и весь расклад. Нам, татарам, всё равно, что повидло, что… душа. – И по Славиным губам зазмеилась улыбка – скользкая, лукавая, быстрая.
Я вздрогнул. Я отчётливо видел, как