Разговор с Птицей. Повесть, путевой дневник, сборник рассказов. Виктор Валерьевич Теплицкий
входная дверь. Я пожал плечами и плеснул в стопку.
Удивительно, что именно сегодня она вспомнила про барашка. Хотя после той встречи Марго не раз одалживала мне необходимую с утра «соточку»; обиды она забывала на раз-два-три.
Однако странно, сначала сосед про «рыбёх», не целясь – в яблочко, теперь Марго про фигурку из той комнаты. Два попадания в одну воронку. Уже не смешно. Хотя warum night?
Я оглядел зал. Дед не отрывался от газеты, дамочки щебетали о своём, мальчик, скучая, пялился в окно, бармен возился с посудой. Всё так, как и должно быть. Но не для меня. Я как бы пересёк черту. Как бы…
Мне представились песочные часы. Крупинки медленно сыплются. Их почти не осталось. Ещё немного, и чаша опустеет. И всё же… Как хочется опустить пальцы в песок, почувствовать лёгкое движение…
В груди снова зашевелилось насекомое. Тревога. Никуда не делась, проклятая! Что впереди? Холодная вода… над головой… А там? Пустая грязная квартира, пакет с деревяшками, ночные смены, пьяные разговоры, нескончаемые славы, коляны, марго… Она! Да, там ещё есть она.
За стеклом, как на широком экране, непрерывно, почти бесшумно двигалась жизнь: появлялись и исчезали люди, сновали машины, ползли редкие облака, колыхались на ветру ветви тополей с обрезанными верхушками. Тени повторяли движения деревьев, но как-то тягуче, словно цеплялись за щели брусчатки. Иногда они сливались с тенями прохожих, освобождались и снова вторили замысловатому покачиванию. Всё это напоминало самозабвенный безмолвный танец, в который были вовлечены и люди, и машины, и даже дома, служившие декорациями. Зрителем в этом необычном театре был только я.
Я отвернулся от окна. Дед отложил газету и что-то жевал, женщины с белыми чашечками в руках увлечённо болтали, белобрысый мальчуган в очках положил подбородок на крохотные кулачки. Перед ним стояло блюдце с почти нетронутым мороженым. Одна из женщин, порывшись в сумочке, протянула мальчонке телефон. Тот принялся лениво нажимать кнопки.
Снова подсела Марго.
– Слушай, а ты не продаёшь поделки?
– Поделки?
– Ой, прости! Не то говорю. Ну, твои фигурки. Я всё про того барашка.
– Не. Не продаю.
По лицу Марго прокатилась волна, губы обиженно вытянулись.
Я выдержал паузу:
– Я их дарю.
– Правда?!
– Почему нет?
– Ты не шутишь?
– Когда я шутил?
– …А когда можно зайти? За ними.
Я слегка поболтал рюмку. Темная жидкость оставляла на стекле густые полосы.
– Знаешь, давай через неделю. Меня, правда, не будет. (А ведь правда, меня действительно уже не будет. Забавно.) Скажешь, мол, обещал и всё такое.
– Ты что, уезжаешь? Надолго?
– Да сам не знаю. Короче, не о том разговор.
– А ты реально надолго?
– Так. Марго, слушай. Принеси листок какой-нибудь. Я записку черкну.
– Записку?
– Ну, в общем, там у меня пакет в кладовке. С поделками, – я усмехнулся. –