Разговор с Птицей. Повесть, путевой дневник, сборник рассказов. Виктор Валерьевич Теплицкий
распахиваю куртку, Птица делает то же самое. Ветер бросается к нам (он падок на всё широкое), вязнет в плотной ткани. Быстро запахиваемся, садимся на небольшую скамейку. Теперь нужно молчать. Молчать, чтобы расслышать слова, оставленные ветром, который не умолкает никогда. И вскоре они приходят. Едва различимые, брошенные наспех…. Мне неведомо, откуда принёс их ветер, но они звучат где-то там, в глубине, под кожей… Теперь я знаю, что будет на картоне. Слова имеют цвет, а звуки – очертания.
– А знаешь, – говорит Птица, – ещё не известно, мы ловим ветер или он нас.
– Может быть.
– То, зачем мы упорно гонимся, – продолжает она, – обычно нас настигает. Но так ли нам нужно то, чего мы так страстно желаем? Хочешь историю моего дяди?
Я киваю головой.
Как-то ему приснился сон. Хотя снов он обычно не видел, а если и видел – не помнил, но этот сразу врезался в сердце. И был он ярок и сочен, как перезревший плод.
И снилось ему, будто в заброшенном доме, за столом, наспех накрытым, держит его за руку какая-то девушка. И глаза у неё как озёра горного края.
И не пушок на шее девичьей, не ямки на щеках, не высокая грудь пленили его, но он околдован тончайшим изгибом верхней губы. И этот изгиб манил к себе властно и сулил небывалое счастье…
Девушка, нежно ему улыбаясь, подносит бокал, полный вина. Он видит, как дрожат её пальцы, как глубоко и взволнованно дышит. И, припадая жадно к бокалу, он всё испивает до последней капли. Вино обжигает и горячей волной проходит по телу… и тут словно кто-то опускает завесу, и темнота покрывалом тяжёлым накрывает его, и где-то там, высоко, словно флаг на ветру, плывёт вожделенный изгиб.
Дядя был избалован вниманием женщин. И жена его часто горько вздыхала и по ночам, закутавшись в плед, вытирала платком глаза. Но после того сновидения измены вдруг прекратились.
И теперь он уходил вечерами из дома, бродил по улицам и тихим, и шумным, всматриваясь в лица прохожих. Он уезжал и в ближайшие сёла искать своё небывалое счастье. Когда ж возвращался усталым домой, молча садился за ужин остывший. И долго потом взгляд блуждал по созвездьям. Жена уходила к себе и куталась в плед.
Два года прошло после того странного сна. И вот однажды летним вечером он сообщил, что уезжает. Он распродал почти все свои книги (а их было немало); часы золотые (подарок от деда) вместе со старинной иконой отнёс антиквару. Он купил дорогую одежду и перстень тяжёлый с гранёным алмазом достал из шкатулки. И вот ранним утром, не попрощавшись, он отправился в город у моря.
Он жил он в этом городе три дня и три ночи, а на четвёртый брёл тихо вдоль моря. И был он весел и пьян от яркого солнца, запаха сосен и множества женщин. И в какой-то далёкой таверне он заказал домашнего сыра, бутылку вина, изысканных фруктов. И вдруг его сердце учащённо забилось: он увидел её. Та, что искал безнадёжно два года, была совсем рядом! И ни капли сомнений.
Скромно она ему улыбалась,