Избранное. Татьяна Вольтская
Потому что любовь – это страх.
Я стакана касаюсь, расплескав ледяное питье,
И петляет, как заяц, между ребрами сердце мое:
Невозможно прижаться, эти мокрые крылья согреть,
Ни малейшего шанса целовать их и не умереть,
Утолить эту жажду, подворотен замшелую тень,
Влажный камешек каждый я, не видя, ревную ко всем —
Эти стены нагие – от любви ли, от сырости дрожь,
Этих башен ростки – и шпиль, разрезавший воду, как нож.
Этот город – сирена, и мне песня отсюда слышна,
В его имени – пена, и венец, и вино, и вина.
Суждено их испить нам вопреки предсказанию: страсть —
Это власть над событьем и над жизнью, идущей не в масть.
Что ей смерть, что ей старость – гибкий мостик, лавровый листок,
Нам обоим осталось слишком мало – лишь моря глоток.
Ну так пусть он продлится – не сдержать ни ладьи, ни коня, —
Потому, как Улисса, не привязывай к мачте меня.
«Это Бог, податель наготы…»
Это Бог, податель наготы
Смертной, наравне с водой и хлебом,
Вожделенной жгучей пустоты,
Сжатой одеянием нелепым,
Мне тебя оставил до утра,
Как подарок из страны далекой,
Что по краю росчерком пера
Обведен, подернут дымкой легкой;
Вдруг попав из холода в тепло
(Изнутри пока что холоднее),
Ты – как запотевшее стекло:
Не пригубив, я уже пьянею.
Из цикла «Песочные часы»
Древние брезговали рифмой:
Варварская забава.
Вот и мне стихи с незаплетенной гривой,
Волнующиеся, как травы,
Нравятся – без седла себе скачешь,
Строчки выхватывая длинней, короче, —
Только целься точно, не наудачу,
Перемахивай кочки.
Как в любви, рискуешь заехать глубже,
Чем хотел, отпуская поводья,
Наугад, а главное, в ту же
Сторону, – вылетаешь, свободен,
В поле; дым залихватски воткнут
В чью-то крышу – перышком; даль же —
На ладони.
Екает сердце: вот он,
Долгожданный предел – а дальше?
Слабое, мягкое живет, – говорят китайцы, —
Жесткое обречено смерти.
А у нас говорят – где тонко, там и рвется.
Скажи, время твердое или нет на ощупь?
Гнется оно, когда ты меня не помнишь,
Или когда выбираем зелень на рынке,
Или когда засыпаем, не в силах укрыться?
Что до песочных часов, то неважно,
Где сколько осталось
И когда стеклянные небеса перевернутся:
Слышишь, в тонком их осином перехвате,
Между мной и тобой, туда и обратно
Течет узкая золотая цепочка,
Сковывающая наши запястья.
Это и есть время.
Рифма – женщина, примеряющая наряды,
В волосы втыкающая розу.
Она плещется в крови, как наяда,
И выныривает, когда