Мечта длиною в лето. Ирина Богданова
лежал уже не кое-как, норовя вырваться, – держался словно влитой. Тюк по одной стороне, тюк по другой – и заострённая рейка легла в штабелёк.
– Эй, поторопись, не ленись, – покрикивал он на деда, когда тот начинал отставать в работе.
– Что, Петрович, совсем тебя внук загонял? – жалостливо интересовалась у Николая Петровича баба Лена и с восхищением добавляла, вгоняя Федьку в ещё больший задор: – Ловок парень! Руки из нужного места растут!
После таких слов топорик начинал тюкать с неимоверной быстротой, а Федька жалел только об одном: что его сноровку не видят одноклассники, и особенно девчонки. Пусть посмотрят, каков Хомяк! Небось другие мальчишки и топор-то правильно держать не умеют, не то, что рейки обтёсывать.
После особенно удачных ударов он представлял, как к нему развинченной походкой подходит Ванька Павлищев и начинает глумиться:
– Что, Хомяк, принёс должок?
– Какой должок?
Федька бы неспешно разогнулся, вытер пот со лба и как бы в задумчивости покрутил топориком, наблюдая, как белой полосой поблёскивает отточенный край. Больше он ни слова не сказал бы Павлищеву – много чести, но Ванька наверняка и сам бы понял, что Румянцев ему теперь не по зубам.
После работы топором Феде пришлось освоить молоток. Огромный, ржавый и длинномордый.
– Другого нет, – сказала баба Лена, – в моём хозяйстве только два молотка. Поменьше, половчее – Петровичу, а этот – тебе.
Федька принял в ладони новый инструмент и, потрогав нагретую на солнце сталь, подумал, что молоток этот видел много мужицких рук и, может быть, сейчас жалеет, что достался мальчишке-неумёхе.
– Ничего, молоток, мы с тобой договоримся, – пообещал он и, присев на корточки, принялся приколачивать рейки к длинным сосновым жердинам, которые они с дедом накануне принесли из ближайшего леса.
На радость Федьке молоток слушался прекрасно, забивая гвозди с трёх ударов. Получалось так лихо, что Фёдор приноровился выстукивать мелодию, подпевая про себя в ритме вальса: «Раз-два-три, раз-два-три».
Всё бы хорошо, если бы не жара. Она, проклятая, не давала спокойно работать, заставляла то и дело припадать пересохшими губами к ковшику с ключевой водой. Немного полегче стало тогда, когда дед догадался мочить в холодной воде рубахи и мокрыми надевать на голое тело. Но всё равно с каждым днём становилось всё жарче и жарче.
В пятницу невыносимая жара загнала деда после обеда спать, и Федька решил, что сейчас самое время тишком сбегать проведать большой омут, про который баба Лена хвалилась, что он бездонный. Занеся ногу через порог, Фёдор надумал на обратном пути дать крюк к дому таинственной отшельницы, залезть на дерево и издалека понаблюдать за передвижениями на закрытой территории.
На омуте они с дедом уже пару раз были, но купаться дед не разрешал.
– К чему рисковать, если совсем рядом чистое русло?
Действительно, сразу с мостков можно было любоваться чуть желтоватой водой, в глубине которой стрелками