Мечта длиною в лето. Ирина Богданова
рассуждая, Федька раздвинул кусты, хлестнувшие его по щекам, и рванул к омуту.
– Держитесь! Я иду!
Осот обвивался вокруг ног, словно желая удержать на месте. Федька навернулся на едва зажившую коленку, приподнялся и сразу увидел омут, в котором плескалось что-то большое и тёмное, похожее на лошадь. Молнией в мозгу промелькнула мысль о татарской коннице на чёрных конях, затерявшейся среди здешних болот и иногда выходящей наружу из своего плена. Неужели он сейчас увидит нечто таинственное, неведомое, такое, что ещё не видел ни один человек на свете?!
Но нет! Не может быть!
Федька усиленно заморгал, стараясь сделать взгляд острее, и, затаив дыхание, с опаской подошел поближе, готовый в любую секунду дать стрекача. В висок больно тюкнула не рассчитавшая путь стрекоза, но он не обратил на неё никакого внимания, напряжённо вглядываясь в барахтающееся в омуте существо. Точно, лошадь. Другого мнения быть не могло. Гладкая тёмно-коричневая шкура, лоснящаяся от капель воды, мощная шея, гладкий круп, пару раз мелькнувший над зеркалом омута. Не веря своим глазам, Федька покрутил головой в поисках всадника, но убедился, что на берегу он один.
Поскольку Фёдору ни разу в жизни не доводилось подходить близко к лошади, он опасался оказаться на её пути. Кто знает, что на уме у коня без хозяина?
Отчаянно жалея, что на его мобильнике нет камеры, чтобы запечатлеть это событие, Федька пригнулся, чтобы не мелькать макушкой среди прибрежных кустов, и, представляя себя разведчиком, стал мягко продвигаться к омуту, прислушиваясь к ржанию.
Но животное барахталось молча, судорожно дёргаясь из стороны в сторону, и Федька отчётливо понял две вещи: то, что оно не купается, а тонет, и то, что это не лошадь, а лось. Точно такой, как на фотографии в кабинете биологии: с длинной горбоносой мордой, широкими рожками и небольшими глазами, смотрящими жалобно и доверчиво.
Со стороны казалось, что лося в омуте держит за ноги невидимая рука. Каждый раз, когда ему удавалось всплыть, рука с силой тянула вниз, погружая животное всё глубже и глубже. Могучий лесной зверь погибал, но не сдавался, пытаясь вырваться. Вода заливала ему глаза, ноздри. Лось мотал головой, вздрагивал в немом крике, рвался, рассекая волны, но с каждой минутой его силы слабели. На какое-то мгновение Федьке показалось, что животное сдалось и сейчас совсем уйдёт под воду, оставив несколько больших кругов, которые вскоре снова превратятся в ровную гладь. Это было жутко.
– Не сдавайся! Держись! – стискивая потные кулаки, закричал Федька и почти взвыл первое пришедшее на ум: – Господи, помоги!
Из глаз потоком хлынули слёзы, серыми полосами размазываясь по щекам, голос то срывался, то пропадал, но Федька исступлённо, словно в последний раз в жизни не переставая твердил:
– Господи, помоги!
Заливистый мальчишеский крик подхлестнул угасающие в неравной борьбе силы. Налитым кровью глазом лось повёл на звук, невероятным усилием напрягая последние силы.
– Ну-ну, давай! Дава-а-ай!
И вдруг, словно по волшебству,