Превращения Арсена Люпена. Морис Леблан
кожей, оказалась двойной. Слуга, впустив молодого человека, сразу же закрыл ее, и Рауль предстал перед тремя врагами – потому что как иначе он мог назвать этих людей, двое из которых встречали его в боксерской стойке, готовые вот-вот ринуться в атаку?
– Это он, точно он! – яростно крикнул Годфруа д’Этиг. – Боманьян, это тот человек из Гёр, который украл рожок канделябра! И он еще посмел заявиться сюда! Зачем вы пришли? Если опять просить руки моей дочери…
Рауль ответил со смехом:
– Значит, месье, вы только об этом и думаете? Я испытываю к мадемуазель Клариссе все те же глубокие чувства и по-прежнему храню в душе глубокое уважение и надежду. Но сегодня, как и тогда в Гёр, цель моего визита совсем не матримониальная.
– И в чем же ваша цель? – процедил барон сквозь зубы.
– Тогда вас нужно было запереть в погребе. А сегодня…
Тут Боманьяну пришлось вмешаться, потому что барон бросился на незваного гостя.
– Погодите, Годфруа. Сядьте, и пусть этот человек объяснит нам причину своего визита.
Сам он сел за письменный стол. Рауль устроился напротив.
Прежде чем начать говорить, он не спеша оглядел своих собеседников, и ему показалось, что они изменились со времени собрания в Этиговых Плетнях. Так, барон заметно состарился: у него ввалились щеки, а взор становился порой каким-то диким; это поразило Рауля. Такое же лихорадочное беспокойство, вызванное неотвязными мыслями и угрызениями совести, он увидел и на изможденном лице Боманьяна.
Однако именно этот последний лучше всех владел собой. Если воспоминание о мертвой Жозине и преследовало его, то было похоже, что, судя собственные поступки, он лишь утверждался в своей правоте. Такие душевные терзания обычно не имеют внешних проявлений и нарушают спокойствие только ненадолго и только в минуты слабости.
«Эти минуты мне надо создать самому, если я хочу добиться успеха, – сказал себе Рауль. – Он или я – но один из нас дрогнет первым!»
Боманьян повторил свой вопрос:
– Что вы хотите? Имя мадемуазель Русслен позволило вам проникнуть в мой дом, но с какой целью?
Рауль смело ответил:
– С целью продолжить разговор, который вы начали с ней вчера вечером в театре «Варьете».
Это была лобовая атака. И Боманьян не уклонился от нее.
– По-моему, – заметил он, – этот разговор может возобновиться только с ней, и ждал я именно ее.
– Мадемуазель Русслен помешала прийти серьезная причина, – объяснил Рауль.
– И какова же эта серьезная причина?
– Ее пытались убить.
– Что?! Что вы такое говорите?! Пытались убить? Но почему?
– Чтобы забрать у нее семь драгоценных камней – так же, как вы и эти господа забрали у нее семь колец.
Годфруа и Оскар де Беннето заерзали в креслах. Боманьян, сохранивший спокойствие, с удивлением смотрел на этого, в сущности, мальчика, чье необъяснимое вмешательство выглядело таким вызывающим и высокомерным. Как бы то ни было, противник показался ему слабаком, и это чувствовалось в небрежном тоне его ответа:
– Вот