«Посмотрим, кто кого переупрямит…». Отсутствует
обещал быть ее оппонентом и что сама диссертация “почти закончена” и требует только окончательной редактуры.
По-своему любопытны и находящиеся в личном деле характеристики. Одна из них представляет собой рукописную заготовку (позднее напечатанную за подписью директора института Козырева и датируемую февралем 1952 года), из которой можно узнать не только об учебной (ведет на факультете следующие дисциплины: история языка, теоретическая грамматика, перевод), но и об общественной научно-исследовательской работе Мандельштам на факультете (в частности, “руководит кружком преподавателей по изучению готского языка, оказывает помощь молодым преподавателям по теоретическим дисциплинам, активно участвует в теоретическом семинаре для преподавателей и проявляет большой интерес к научному исследованию в области теоретических проблем языкознания”).
Две другие находящиеся в деле характеристики, напечатанные на машинке (практически идентичные, одна без подписи), помечены июнем 1953 года, когда Мандельштам в институте уже не работала. Они отражают сложные отношения с руководством института и факультета, в частности с новоназначенным директором института Старцевым и деканом Глуховым.
Обоих этих функционеров от образования Н. Мандельштам колоритно аттестует в своих “Воспоминаниях”: “Директор Ульяновского педагогического института радостно возглавлял погромщиков в 53 году. Когда меня выгоняли из института и специально для этого устроили заседание кафедры под председательством директора, я не могла оторвать глаз от его лица: он был как две капли воды похож на Чехова и, видимо, зная это, носил не очки, как было принято, а пенсне в тоненькой золотой оправе. Незабываемая игра лица и мягкие модуляции голоса… Описывать, как это делалось, не стоит – сочтут за карикатуру ‹…› Директор не успел завершить свое плановое задание при жизни Сталина и поэтому продолжал работу и после его смерти: ведь каждое изгнание требовало соответствующего оформления. Он успел выгнать двадцать шесть человек, причем не только евреев, но еще явных интеллигентов других национальностей…”[263]
“…Глухов, эту фамилию следовало бы сохранить для потомства – внуков и дочерей, преподающих где-то историю и литературу. Этот успел получить орден за раскулачивание и кандидатское звание за диссертацию о Спинозе. Он действовал открыто и вызывал к себе в кабинет студентов, чтобы обучить их, о ком и какую разоблачительную речь произнести на собрании…”[264]
24 марта 1953 года, всё еще оставаясь идеальной мишенью для антисемитов, Н. Я. вынуждена была написать заявление об освобождении от работы “ввиду состояния здоровья”. Вернувшись в Москву, она стала искать себе новое место службы, для чего требовалась и характеристика с последнего места работы. Декан же с этим явно не торопился. В двадцатых числах мая 1953 года
Там же. С. 478.