Возвращение из Мексики. Владимир Шпаков
про образцы продукции было бессмысленно. Оставалась робкая надежда, что церковное винище Брандту придется не по вкусу и хотя бы одна бутылка уцелеет. Увы, аппетиты на спиртное у Брандта были тоже гомерические: два кагора пролетели мелкими пташками.
– Идем продолжать в «Борей», – сказал Брандт.
Я не возражал, философски решив: книжку все равно не купил, автограф не светит, а тогда – почему не выпить? Мы продолжили в подвале «Борея» водкой, потом забежали в актерское кафе заполировать выпитое пивком. Коктейль крепко шибанул в голову, мы шатались, идя по вечерней улице, и спорили, перескакивая с пятое на десятое. Как всегда, Брандта понесло в сторону своих «перпендикулярных» любимцев, о них он мог болтать хоть до утра.
Вскоре мы оказались возле цирка, встав рядом с афишей. А Ницше?! А тварь дрожащая?! Нет, при чем здесь тварь?! А вот при том! С афиши идиотически улыбались два клоуна, мы тоже чем-то напоминали идиотов. Я вдруг увидел нас со стороны: двое в соплю пьяных людей выкрикивают непонятные слова, и если бы нас кто услышал…
Оказалось, нас услышали.
– Нет уж, – не давал повернуть голову Брандт, – ты в глаза мне смотри! И отвечай: кто из нас та самая, дрожащая?
– Оба, – отвечал я. – Только я этого не отрицаю, а ты пальцы растопыриваешь.
– Я пальцы растопыриваю?!
– На полторы октавы, как Рихтер.
– Рихтер – выдающийся человек, высший! Он имел право растопыривать пальцы!
– Но ты же не Рихтер. Ты всего лишь Брандт.
Пока оппонент подбирал аргументы, я таки повернул голову. И увидел трех ментов: те стояли возле машины и, поглядывая на нас, весело переговаривались. Возможно, заключали пари: кто быстрее упадет? Или: кто первый врежет противнику в морду? Думаю, они стояли давно и должны были основательно пополнить образование в части философии бунта.
– Ну, мы пошли? – спросил я, почти не надеясь на положительный ответ.
– Я бы сказал: поехали! – загоготал один из ментов. – Предлагается автомобильная экскурсия по вечернему городу! Оплата – в конце маршрута!
Я никогда не понимал милицейской логики, не понял и на этот раз. Нас довезли, выгрузили из «стакана», но перед дверью меня остановили.
– Ладно, – сказали, – ты можешь гулять. А вот с приятелем твоим мы потолкуем!
Массивная железная дверь лязгнула, скрыв Брандта в недрах ментовки. «Оставь надежду всяк сюда входящий…» – вспыхнула надпись на черном железе. Я попытался заглянуть внутрь через окно, однако там виднелась лишь наглухо задернутая штора. Я выкурил сигарету, мысленно проклиная моего ницшеанца, затем приблизился к двери. Звонка обнаружить не удалось, и я постучал по железу костяшками пальцев. Глухо. Я постучал еще раз, потом грохнул кулаком. Безответность прибавила наглости: я начал методично долбить кулаком по двери, и раза с двадцатого та распахнулась.
– Ну, чего ты стучишь? – примирительно сказал мент. – У тебя это… деньги есть?
– Практически нет.
– Вот и у него ноль.