Кадота: Остров отверженных. Лисавета Челищева
от костра не согревал меня, а был лишь его имитацией.
С наступлением рассвета колокол на вышке отзвонил три неспешных звона – сигнал к тому, чтобы жители деревни отправлялись домой. Костер остался тлеть, как и их печаль, еще на один год.
После того как Зор проводил меня домой, всю дорогу держа за руку, я чувствовала облегчение от того, что Великое Бдение наконец-то завершилось. Как же я была благодарна другу за то, что всегда поддерживал и оберегал меня.
– Я не знаю, как бы я была без тебя, Зор… – сочувственно улыбаюсь я.
Не даю ему ответить, зарываясь носом в его рабочую куртку. Прикрываю глаза, наслаждаясь этим моментом. Сердце бешено колотится, когда он осторожно проводит рукой по моим волосам. Остановившись на моем плече, он проводит пальцами по моей шее, вызывая тысячу мурашек по телу. Больше всего на свете я сейчас хочу повторить нашу ночную "ошибку". Я должна сказать ему об этом в ближайшее время. Необходимо признаться в своих чувствах.
Набравшись духу, я выпустила наши сплетенные руки. Улыбка друга все еще хранила тепло наших объятий, сияя в тусклом лунном свете. В уголках его глаз отражался взгляд солдата, одержавшего долгожданную победу, или поэта, нашедшего свой идеальный слог, – смесь завершенности и счастья.
– Дара… – произносит он почти неслышно.
Зор делает шаг вперед, собираясь что-то сказать, но его прерывает внезапно раздавшееся из глубины моего дома грохотанье.
– О нет, это мама…, – бормочу я, скорее для себя, чем для него. В памяти всплывают воспоминания о ее неровной походке, сдобренной запахом медовухи в дыхании. Она пыталась скрыть свое горе обещаниями придерживаться режима, лечь спать пораньше, которые, очевидно, не сдержала.
– Постой! – голос Зорана пробился сквозь темноту. От разительной разницы между его привычным спокойствием и нынешней тревожностью у меня в голове зарождаются вопросы. Но прежде чем я успеваю их задать, он опережает меня: – Мы можем поговорить завтра… кое о чем? Это очень важно.
Поспешно кивнув, я убегаю в дом, оставляя лучшего друга позади.
Нахожу маму распростертой на полу в гостиной, неконтролируемые рыдания сотрясают ее хрупкую фигуру. В нескольких шагах от нее лежит надорванный конверт. Ее волнистые русые волосы в беспорядке разметались, скрывая заплаканное лицо.
– Мама! – бросаюсь к ней, мое сердце колотится, как боевой барабан. Такой подавленной я ее еще не видела. – …Что случилось, мамочка?
Казалось, прошла целая вечность, пока она тихо плакала, не поднимая глаз в мою сторону. Тревога пронзила меня, как только я подобрала лежащий на полу конверт. Я возненавидела саму себя в тот момент, когда попыталась прочесть первое слово на бумаге и мое зрение расплылось.
Мама наконец вскинула голову, и ее полный боли взгляд прожег меня насквозь.
– Это от тех, с кем он переписывался… – сумела прошептать она, захлебываясь словами.
В