Жизнь, которая словно навечно. Анастасия Рубанова
домочадцев – не пришел лишь садовник – сели за стол, чтобы полакомиться долгожданным ужином (или, в случае Катерины, обедом). За мистером Боуи сегодня значился выходной, и, хотя старичок и жил здесь в отдельном домике, выходные он проводил, гуляя по улочкам Геттинберга.
Длина стола равнялась едва ли не оной комнаты, но, словно натянутые отношения между голодными не являлись достаточным расстоянием, те расселись по противоположным сторонам гиганта. Позже к ним подоспела Грэйс: главной обязанностью служанки было не поглощение пищи, но ее своевременная подача.
Блюд на столе стояло великое множество, и Катерине сделалось как-то неловко: ее приезд в такой мере стеснил людей! Однако смелое предположение девушки о важности своей персоны являлось не более чем заблуждением. На деле подобное число яств грудилось на столе всякий раз, когда миссис Бристоль желала откушать.
Многообразие блюд объяснялось следующим. Капризная душа Агаты отказывалась есть, что дадут, и могла десятки минут выбирать лишь одно или, в редких случаях, два наиболее ей приглянувшихся блюда. Впрочем, избирательность хороша до тех пор, пока та не стала капризом. Тогда совладать с чертой очень сложно, а сосуществовать – невозможно.
И хотя тешиться ароматами и видом пищи можно было часами, Катерина до того проголодалась, что наспех умяла ближайшее к ней блюдо – запеченную индейку с овощами. С такой скоростью горящее пламя пожирает бумагу. Девушку не заботило, как она выглядит со стороны, а за нависшее над столом молчание она даже почувствовала благодарность: не пришлось отвлекаться от стоящего занятия.
В то время как внучка уже закончила блюдо и сейчас энергично терла салфеткой лицо, – спешка есть враг аккуратности – миссис Бристоль по-прежнему пребывала в раздумьях о том, чему со стола отдать предпочтение. Наконец, она сделала выбор на странном салате, и мисс Тейлор подала хозяйке порцию, строго ей обозначенную. Затем служанка, вернувшись на место, принялась исподлобья следить за впечатлением Агаты.
Сперва все шло на изумление гладко. Миссис Бристоль запустила серебряную вилку в рот и, прикрыв глаза, издала блаженный стон – верный признак того, что блюдо пришлось по нраву. Но вдруг лицо женщины исказила уродливая гримаса. По спине Грэйс пробежал холодок, в голове разыгралась симфония взбудораженных мыслей.
Раскаменев, опустив прибор на тарелку и тяжко сглотнув, миссис Бристоль голосом дознавателя уточнила:
– Дорогая, ты добавила в салат яйца?
Женщина смотрела на Грэйс так пристально, как следит за играющим у воды ребенком мать – краска с лица мисс Тейлор стремительно исчезала. От неприкрытого натиска горничная помертвела. «А на закуску она оставила осинку-Грэйс», – подумала Катерина. Осинкой она нарекла Тейлор оттого, что, во-первых, последняя отличалась болезненной худобой, а во-вторых, она тряслась от любого слова Агаты, будто листья осины.
Водителю миссис Бристоль давала капризничать в разы больше, чем своей горничной. Вернее, мисс Тейлор и вовсе не дозволялось выказывать