Жизнь, которая словно навечно. Анастасия Рубанова
она дала напутствие девушке, а после спросила Агату: – Новые выкройки ждать в воскресенье?
– Да, Сьюзан. У них, как всегда, заминки с транспортировкой. Честное слово, еще одна такая задержка – и я нанесу этим бездарям личный визит.
Рудковски опешила. Сцену в ателье нажали на паузу. В мозг девушки, словно вредной искрой из камина, брызнула дикая мысль. Катерина бросила пытливый взгляд на Сьюзан, а затем выжидающе посмотрела на бабушку. Агата, не давая ответ на безмолвный вопрос, лишь кратко кивнула – значение вычлени сам.
Покидая загадочный магазинчик, Рудковски украдкой скользнула по вывеске – та гласила: «BrigAtta», явным образом намекая на скаламбуренное имя Агаты Бристоль. Катерине вдруг вспомнился совет Бенджи: «Не удивляйся, а привыкай», и она решила оставить бабушку без вопросов, каких накопилось уже на подробное интервью.
Домом парку, как это ни странно, служил самый центр города, и женщины находились сейчас на полпути к его зеленому жителю. Катерину поражала та аккуратность, с которой создатель подошел к Геттинбергу. Даже если не заострять внимание на незаконной красоты улочках, засаженных цветами и напрочь лишенных мусора, город легко возбуждал поэтическое воображение у всяк сюда приходящего.
В нем не стояло уродств в виде заброшенных строек, каким так и не посчастливилось стать возведенным зданием. Не наблюдалось здесь и облупившихся стен, давно отживших свой век. Напротив, городок искрился свежевыкрашенными домишками. Они обращали на себя взгляд мечтателя и безобидно жались друг другу, превращая прохожего в наблюдателя за рождением влюбленности.
В отличие от городов, чьи улицы змеились и, путаясь между собой, заставляли гостей блукать, улочки Геттинберга разбегались в стороны под линейным углом. Их проложили столь хитрым образом, что, стоя в начале одной из дорожек, внимательный пешеход мог заметить конечное здание, громоздившееся на другой. Словом, чтобы заблудиться среди прямых, строгих линий, требовалось постараться.
– А вот и парк, – миссис Бристоль окинула сквер рукой. – В летнюю жару он не иначе оазис в геттинбергской пустыне.
Парк и вправду бурлил жгучей страстью к жизни. И хотя час был довольно ранний, солнце уже припекало вылетевших с первым лучом его странниц. Вступив же в чертоги зеленых растений, которые хороводами окружали гостей, посетители окунались в такую прохладу, что даже невольно ежились, будто на улице стоял ноябрь.
Схема Геттинберга не имела изгибов – повиновался закону прямых линий и парк. От самого его начала струились параллельные тропы пушистых аллей. По сторонам дорожек росли высокие туи, а кое-где в них затесались липы и клены, насчитывающие не одну сотню лет. В середине парка, укрытое от пешеходов кустарниками, раскинулось неглубокое озеро. Его водных просторов с лихвой хватало, чтобы уместить в себе и осторожных уточек, и грациозных, уверенных в себе лебедей.
– Да, детка, – Катерина все еще не могла свыкнуться с тем, что Агата влетает в ее пространство