Радость моя. Светлана Владимировна Романова
подругу, неосознанно пытаясь оправдать доверие ее матери.
Маришка действительно была в железных руках. Она была немного старше меня, но я поражалась, насколько же подруга застряла в детстве, будучи импульсивным ребенком, не осознающим последствий. На диком пляже мы не остались без пристального мужского внимания, и я действительно ограждала Маришку от авантюр. Хотя бы и в теории, я уже знала, чем могут закончиться подобные игры. Вокруг нас не переводились поклонники, предлагающие развлечься.
– Ой, поехали, они зовут в горы, покататься на лошадях! – тянуло на приключение Маришку.
– Ты что, ку-ку совсем? Не поняла, на чем ты покатаешься? – осаживала ее я.
– Ой, нас приглашают на шашлыки! Это рядом, безопасно! – снова вопила Маришка.
– Марина! Тебе что, есть нечего? Ты понимаешь, мы будем им обязаны, не отвяжемся от них, да ты посмотри на их рожи, они же пьяные, сама не понимаешь, что ли? – шипела я в ответ.
– Какая ты скучная, я как будто с мамой, – надувала губки подруга.
– Ага, зато ты ищешь приключений на свою задницу! – парировала я и рычала, обращаясь к обступившим нас мужикам, – мы несовершеннолетние, оставьте нас в покое!
На удивление рык сработал, и они отступили. Однако и я была ненамного мудрее Маришки, и весь опыт приобретала, набивая шишки.
На обратном пути, по совету мамы Маришки, мы накупили южных персиков, да столько, что не могли поднять груз. Еле-еле короткими перебежками удалось дотащить багаж до поезда. С тех пор я ненавижу возить с собой неудобные и тяжелые чемоданы. Лучше буду иметь меньше вещей и останусь вовсе без фруктов или нарядов, чем возьму с собой лишний килограмм.
Мы вернулись домой, и я снова загрустила. До сентября оставались две недели, и я уже считала дни, когда можно будет уехать в шумную общагу. Возвратились домой другие подружки, но все они, как и Маришка, еще находились в счастливом детстве, а я знала, что никогда не смогу стать такой же беззаботной, как они, и это возводило между нами невидимую стену.
Я снова погрузилась в книги. И снова пакет молока, кусок батона и две стопки у кровати – символы моего одиночества. Читала запоем, проваливаясь в чужую жизнь, чтобы забыть свою. Мне было грустно и скучно. Но если звонил телефон, издавая специфически длинные междугородние звонки, я не брала трубку. Знала, что звонит Склянкин и не желала с ним разговаривать. Твердо собралась расстаться с ним в сентябре.
С Лёней оставался открытым вопрос: зачем ему я? К сожалению, я знала на него ответ. Не могла сформулировать его словами, но он возник внутри меня каким-то необычным способом, словно почувствовала его. Возможно, это была интуиция или просто подсознательное ощущение, но ответ был. Он был неприятным и горьким: Склянкину требовалась не я, а мое тело. Все факты свидетельствовали об обратном. Лёня выглядел верхом тактичности. Он был рядом в трудное время. Развлекал и поддерживал. Идеальный партнер! Однако мое подсознание сопротивлялось: «Нет! Это не твой мужчина!»
Однажды мне позвонила Иришка