Экспонат 2. Попутчики. Эдуард Билак
Ваня, у тебя кошки не видать? Или к тебе мышей ловить в огороде те приходят?
– Они, может, и ходят, я не слежу. А за кошкой смотреть надо, кошка без присмотра уйдёт.
– Может, кошка, которую вы смотрите, и ушла так?
– Кошка, которая ушла, ушла помирать.
– А что же ты не скажешь хозяйке как есть! Она всё её ждёт, спрашивает.
– Ты молодой. Ты ждать не научился… – сказав это, дядя Ваня задумался о чём-то своём.
– Она сказала, ты эту кошку из петли вынул. Спас.
– И ты бы вынул… Я, вообще-то, кошек до этой не воспринимал. Не было в лагере кошек. Собаки по периметру, а где им, кошкам, взяться?..
– А трудно в лагере?
– Трудно без цели жить. Везде.
– А в лагере какая же цель?
– Выжить! Иначе скомкают, как бумажку, и выкинут. Нет бумажки – нет человека. Слышал такое выражение?
– Так это от бюрократов выражение.
– Человеком быть трудно хоть где. А здесь ещё трудней.
– Чего трудней-то? Живи не хочу.
– От того, что всё можно, человек страха опасности не ощущает. И пускается во все тяжкие. Быть свободным хорошо, когда ты умеешь им быть. У каждого своя тюрьма, и каждый сам себе арестант и тюремщик.
– Ты, дядя Ваня, пересидел, это точно. У тебя всё тюрьма да тюрьма, а люди просто живут и ничего этого не знают.
– Да и пусть не знают. Кому эти знания нужны? Я вот многое видел, многое знаю, а передать, что пережил, не смогу. Это как кататься на коньках… Я тебе расскажу, как ехать. А толку? Шишек ты всё равно насобираешь.
– Ты, дядя Ваня, за что сел? Ты только на меня не ругайся, если не скажешь, то и ничего…
– Чего ничего? За глупость сел! Как и все. Я думал, я свободный человек. Оказалось – ошибался. Тюрьма, она во мне раньше оказалась, чем я в ней.
– Это как это?
Дядя Ваня молча уставился на моего напарника. Тот какое-то время тоже смотрел на дядю Ваню, затем смутился и отвёл взгляд.
– Ты давно женат?
– Пять лет.
– Дети есть?
– Двое у меня.
– Любишь?
– Кого?
Дядя Ваня засмеялся.
– Жену. Детишек. Семью свою. Кого ж ещё любить-то?
– Конечно.
– Ну вот. И я любил. Всё как у тебя. Только когда глупость свою совершил, понял, что всё, чем владел, это и была моя тюрьма. Не мог просто уйти, не отпускала она меня. Любовь, семья, дети… Мы все по большей части по собственным тюрьмам мыкаемся, только привыкли и не замечаем этого… или не догадываемся… – немного помолчал и продолжил: – Человека я покалечил. Сильно. Я уже срок мотал за него, а он всё ещё лечился. Так с инвалидностью и остался. Приревновал я его. К жене. Думал: уйдёт к нему и семья пропадёт. А без семьи я кто?.. Так я тогда думал. А присел и всё равно без семьи остался, только всем близким, да и не близким горя и хлопот доставил…
– А что, нельзя было по-другому?
– Чтобы уметь по-другому, надо терпению научиться. Вот тюрьма терпению и учит.
И говорить как-то после