Ветры судьбы. Иван Воронежский
Если мы просто будем рыдать, Фрося умрет, так и не родивши ребенка.
Катерина затихла, продолжая всхлипывать.
Яков настаивал:
– Сейчас можно попытаться спасти их обоих. Пока ещё можно, но когда остановится сердце у матери, можно будет только спасти ребенка, – Яков чуть наклонился. – Ну, мама, решайте. Я не смогу без вашего решения и благословения.
Екатерина поднялась во весь рост и повернулась лицом к Якову. Глаза её были красными и мокрыми от слез. Её дрожащие губы тихо прошептали:
– С богом, Яшенька, с богом.
И повернувшись, она медленно пошла по направлению двери.
– Вы, мамо, не волнуйтесь. И займитесь делом. Следите, чтобы котел на плите и ведра с водой были полны.
В ответ она лишь махнула рукой.
Вошли женщины, подтянули к кровати стол. Постелили чистую ткань. Затем внесли инструменты и, подстелив дополнительно льняную скатерть, разложили их.
– Больше света, тетя Клава.
– Уже собрала все керосинки, что есть в доме.
– Хорошо, хорошо. Ну что, готовы?
– Господи, помоги нам, рабам твоим божьим…
Яков подошел к Евфросинии.
– Клава, эфир пациентке.
– Сейчас, доктор, – и старушка, смочив марлю эфиром, приложила ее к лицу роженицы.
– Раз, два, три, четыре, пять и вышел зайчик погулять… – Яков читал считалочку, как его учили на курсах. Он чувствовал, как начинает потеть его лоб. Капельки пота стекали на его брови и затем заполняли ему глаза, – Хватит, Клавдия, спасибо. Теперь мой лоб. Вытрите, пожалуйста.
Он чуть присел, чтобы старушке было удобней.
– Спасибо.
Яков подошел к кровати ближе и потянул одеяло. Её живот был до безобразия выпуклым с вывернутым пупком. Колени оставались приподнятыми, а полные ляжки распластаны широко.
Яков закрыл глаза и внутренне стал читать молитву. Он читал на идише, как учил его ребе Аристарх.
– Поторопитесь, доктор, – это Леся испугалась, что он уснул.
Яков открыл глаза и сказал: – Кесарево сечение! Он сказал это, словно объявил свой собственный приговор.
– Леся, дезинфекцию места разреза.
И девочка аккуратно смазала живот чистым первачом.
– Скальпель, – сказал Яков, указывая на скатерть.
Далее события происходили, как в нереальном мире. Открывающаяся рана позади скальпеля, разделяющаяся кожа и тонкие кровоточащие сосуды. Алые мускулы, переложенные жировыми прослойками, и далее, через кольца внутренностей. Человеческая плоть мягкая и пульсирующая, лоснящаяся при свете керосиновых ламп.
Зажимы и держатели, как будто серебренные насекомые, собрались в разрезе, словно это был цветок, и руки Якова – режущие, вяжущие и подбирающие. Затем пурпурный мешок матки, внезапно вскрытый скальпелем. И, наконец, ребенок, свернутый в темно-серый мяч с ручками и тонкими ножками, голова слишком непропорционально велика и жирная алая плацента, связанная с ним пуповиной.
Поднятый на руке Якова, младенец