Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах. Ханка Групинская

      Расскажите о выселении.

      Выселение было… Маму первой забрали на этот их Умшлагплац[77].

      Когда?

      В июле, в самом начале этого всего. Только благодаря Марку я смогла маму спасти. Помню, встретила его и Михала Клепфиша на улице, и Марек отправил меня в ZTOS[78] за справкой о том, что работаю. А уж как туда пришла и сослалась на Марека, получила сразу две справки – для мамы и для себя. Эти, на Умшлагплаце, обязаны были маму отпустить, но я не могла ее найти. Она была в здании…

      В каком?

      Это была школа… На Ставках, средняя школа. Людей в основном держали на улице, на площади. А мама почему-то была в здании. Но мне повезло, я заметила ее с улицы. Она выглянула в окно, и я ее увидела. Крикнула, мол, оставайся на том же месте, чтобы я могла… Тогда я маму с Умшлага вытащила, но вскоре ее снова схватили, вместе со мной. Это был, к сожалению, еврейский полицай, он вез маму на Умшлагплац, а я неслась за телегой… и умоляла, чтобы он и меня забрал, потому что отца тогда уже в живых не было – я так думала. А потом, позднее, оказалось, что отец сбежал и спрятался. Он вернулся, а я, когда бежала за ихней телегой, думала, что отца моего больше нет…

      То есть вы хотели по собственной воле пойти на Умшлаг?

      Я тогда хотела, добровольно хотела пойти с мамой, но этот полицай ни за что не соглашался меня на свою телегу забрать. Он все время повторял: «Ты молодая, у тебя еще есть шанс спастись, а мне нужны пять голов»[79]. И прибавил: «Пятая голова у меня уже есть». Такой был у них жаргон.

      А где он маму схватил? Просто на улице?

      Нет. Мы с мамой как раз вышли из дома. Стояли в воротах. Хотели пойти разузнать, что с отцом, – его тогда забрали. А он, этот еврейский полицай, как раз проезжал на улицу Налевки через наш двор, через наши ворота. На выезде схватил маму и вытащил ее на улицу. Я за его повозкой побежала, а он ужас как хлестал меня плеткой по рукам, чтобы от повозки отцепилась. В конце концов я упала прямо на дороге. Нашли меня два еврейских полицая и спрашивают: «Ты это чего?» «Иду на Умшлагплац», – говорю. А они мне: «Нечего тебе туда идти, там уже никого нет, со своей матерью ты все равно не поедешь». Я тогда пошла к дяде. Вернее, дяди уже не было, он с голоду помер, но там оставалась сестричка двоюродная, и она сказала, что отец по дороге сбежал…

      По дороге на Умшлаг?

      Да, по дороге на Умшлаг сбежал и вернулся домой. Я его дома встретила.

      То есть на Умшлаг тогда вы не дошли и маму больше не видели?

      Больше я на Умшлаге не оказывалась, была там только один раз… И маму больше не видела. Но я хочу еще кое-что о маме рассказать. Мама узнала от Зигмунта Фридриха[80], куда идут поезда, но уже в начале июля 1942 года, еще до акции, она много говорила во дворах гетто о политике. Предупреждала, что надо защищаться, потому что везут в Треблинку на смерть. Никто ей не верил. А однажды вернулся, точнее,