Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах. Ханка Групинская
что несколько групп жили рядом, на одном отрезке улицы, чтобы вместе ударить посильнее. Так и было. Нападали с двух сторон. Напротив жили даже две группы: одна, ПРП[87], Павла [Брыскина], а другая – Берла Бройде. Все наши группы были тесно связаны друг с другом. У нас был свой сигнал к началу наступления: кто-нибудь из второй группы бросал гранату, и тут же мы шли вперед.
Итак, вы начали учиться стрельбе…
Сейчас, минуточку. По правде говоря, учились теоретически, нам ведь и выстрел сделать нельзя было.
Вы пришли в организацию после 18 января, верно?
Да, но уже до этого существовали группы, так называемые пятерки. В одну из них мой муж [Якубек Путермиль] входил, он был на территории Тёббенса – Шульца[88].
Уличная торговля
Вы помните 18 января?
Да, хорошо помню.
Расскажите, пожалуйста.
18 января… Расскажу о том, что сама пережила. 18 января я пришла в укрытие, пряталась под чердаком.
Где это было?
Налевки, 47, вход со стороны дома сорок девять. Это были две сквозные подворотни, дома принадлежали одному хозяину. Я бы хотела об этом рассказать, чтобы другие имели понятие, каково жить в так называемом тайнике. Этот тайник устроили под чердаком, в пустовавшей комнате. Вход в нее был через печку: открывалась заслонка, залезали внутрь, a дальше лаз вел в замаскированную комнату. Тогда, 18 января, с нами хотела спрятаться одна женщина с ребенком. Несколько человек ни за что не соглашались ее впустить потому, что ребенок может заплакать… Я так остро не реагировала, потому что мне было уже все равно, я чувствовала себя очень одинокой в этом дворе. Ни одной души на целом свете у меня не осталось, никого, поэтому все было безразлично. А те, кто там был, изо всех сил цеплялись за жизнь, что, собственно говоря, нормально. И она, мать эта, поклялась, что, если ребенок заплачет, она его придушит. Помню, мы слышали немцев, как те ищут. Шли, как всегда, со своими собаками, натасканными на человеческий запах. И тогда все глаза… Комната большая, лежали на полу, вповалку. Зима была, каждый впихнул туда какую-то постель для себя, какое-нибудь одеяло… Она-то, конечно, дала ребенку люминал, чтобы тот не просыпался, но все равно люди боялись. Позднее, когда у меня самой появились дети, я часто со страхом думала: вдруг заплачут. Этот дикий страх преследовал меня все время, пока они были маленькие. А тот ребенок тогда не заплакал. Из-за этой женщины мы на следующий день не хотели возвращаться в этот схрон… Никто не хотел туда идти. На углу Милой и Налевок нашли канализационный люк. Те из нас, кто помоложе, решили: спускаемся в канализацию. Целый день просидели в люке, в сточную воду так и не ступили. Хотя, конечно, немножко вглубь пролезли – в крышке от люка были дырки, через них любой мог внутрь заглянуть. А потом акция закончилась.
Почему вы решили спрятаться 18 января? Откуда вы знали об акции?
Мы быстро узнали. Многих из тех, кто работал в городе, забрали на Умшлаг, когда
ПРП – Польская рабочая партия, существовала с 1942 по 1948 г. Слившись с Польской социалистической партией, образовала Польскую объединенную рабочую партию (ПОРП).
На этой территории находились швейные фабрики. Фабрика Тёббенса была одной из самых крупных в гетто; на ней шили мундиры для немецкой армии. Фабричные постройки располагались на ул. Лешно, 74, и в малом гетто на ул. Простой, 74. Во время так называемой акции выселения (лето 1942 г.) на фабрике Тёббинса работало 10 000 человек. Фабрики, которыми владели Фриц Шульц и Карл Георг Шульц («маленький Шульц»), находились неподалеку от улиц Лешно и Новолипье.