Неохазарус. Мурат Юсупов
ниче-го не помню.
– Ух, лунатик ты, парень. – подначивает Касим.
– Мам, не закрывай окно, а.
– А мне что, прикажешь всю ночь с тобой дежурить?
И Марат старался вспомнить хоть что-то, свои ощущения, но ничего не было: он ничего не помнил, лишь один миг, когда в окне его подхватила ма-ма и он был счастлив, что она хоть на миг оторвалась от Касима. Бабушка -Луна, мамино тепло и больше ничего… ничего.
Очнулся Марат в реанимационном отделении. Через пять дней состояние улучшилось, и его перевели в общую палату. Врач сообщил, что предстоит еще одна операция в московском госпитале. Марат принял сообщение спо-койно, представляя, как на ране нарастает живая сладкая как медицинская материя, как связывается и сплетается в сложнейшие узоры кожного ковра, сшитого живой нитью и невидимой рукой грея изнутри даже в самую тем-ную ночь Марат представлял, что Солнце не ушло за гаризонт, а как яичный желток перетекло в его внутреннее небо согревая его по ночам, а днем она светит на моем внутреннем ночном небе, ух и хорошо. А тем временем строительные клетки роились как пчелы выстраивая улей по краям его раны: по образу и подобию когда-то неспешно созданного безвестным конструкто-ром.
Марат спал, стараясь вместе с собой усыпить и боль изредко напоми-навшую о себе. В короткие промежутки бодрствования он замечал давно не-ремонтированные палаты, оголившиеся зубцами посеревшего кирпича, и ки-слородные шланги капельниц на морском дне, через которые он дышит и… Рядом, на краю тумбочки, лежат странные китайские фосфорицырованные электронные часы, безучастные к его отливам и приливам. Они лежат за-стывшие на 13 часах, 13 минутах, 13 апреля – час, когда рука оперирующего его хирурга на секунду дрогнула и он чуть не совершил непоправимое, но молодой ассистент обратил внимание врача, на что тот мрачновато ответил:
– Вижу, вижу… не мандите… Я за все в ответе, а выше только бог…
8
Через неделю на построении батальона Расулу объявили приказ Минист-ра обороны, подтвержденный приказом командира части о том, что он уво-лен в запас.
Глаза Расула в тот миг вспыхнули радостным огнем он мысленно прыг-нул в небо и там парил секунд десять, а затем уже другим человеком при-землился в строй. Он в тысяче первый раз вспомнил свою Индиру, Марата, родителей, родственников. Что это я, где это я, я еще здесь, я еще в строю… – наигранно удивлялся он. Отовсюду, нарушая строй, тянулись обветренно-мозолистые руки сослуживцев. Каждый непременно хотел потрогать сво-бодного человека, но Расул знал, что настоящая свобода начнется только за пределами боевых действий, а значит – за пределами Чечни.
– А что, Расул, сразу на хату или еще погуляешь? – спрашивали ребята.
– А как получится. Дома тоже по кайфу – лето, море. Отдохну, расслаб-люсь, а дальше видно будет. – объяснял Расул, а сам был как в лихорадке, словно стоял сырой, голый на осеннем моросящем ветру, до конца не веря, что весна и дембель неминуемы как и смерть. И он превозмог все это. Он – свободный человек