Инязовки. Наталья Борисова
знаете, что ваш смышленый малыш отправлял меня в роддом купить ему сестренку? Да кто же меня, старую дуру, туда пустит?
Варвара смеялась, довольная своим остроумием.
Она могла в течение получаса умиляться собакой:
– Ты собачка, да? Собачка! Ты мой лучший друг. Даже собачка ласкается ко мне. Собаки чувствуют хорошего чело-века. Их не обманешь.
И неожиданно гнала Дингу с балкона, приговаривая:
– Пошла отсюда, свинья!
Она тащила упирающуюся собаку в ванну и принималась ее мыть. Покорившись судьбе, Динга, мокрая и облезлая, непо-движно стояла в воде, а Варвара напевала:
– Сжарилась ты на солнце, бедняжка! Бабушка тебя по-моет. Бабушка всех жалеет, печется душой!
Воспользовавшись благоприятным моментом, Динга выска-кивала из ванны, как черт из табакерки, и мчалась на балкон, отряхиваясь от воды и громко стуча «копытами».
– Пошла в будку, паршивка! – кричала Варвара. – Кому говорю! Ишь ты, сраная!
Шаркая тапками, исчезала на кухне. Кряхтя, доставала кастрюлю и принималась рыться в бесчисленных пакетах с крупой. Намечался какой-то супчик.
– А что ты делала так поздно в туалете? – спрашивала она вдруг у Вероники, вспомнив, что там долго горел свет. – Учила? У нас можно учить в туалете: запахов там нет. Бабуленька всегда сушит тряпочки, чтобы сыро не было. А вы что, забастовку сегодня устроили? Так я же, по-моему, не давала для этого повода.
Безмолвно копошилась на кухне, позвякивая тарелками.
Не дочитав хронику Курской битвы, Вероника уснула. Проснулась от грубоватого толчка в спину:
– Иди, ешь суп!
– Я не хочу!
– Ну, что же, в постельку подам! – кривила лицо Варвара. – Отравленной пищи я не готовлю, как ваша сестрица.
– Я подожду Настю.
– Мое здоровье не подождет!
Вероника шла к столу и без хлеба глотала остывший суп.
– А ты не крути носом, – выговаривала бабушка. – Вы все много желствуете. Я правду говорю. Зачем она Андрейку уродует? Повезла ребенка на море, чтобы голых баб и мужиков на пляже показывать. (Андрейка сидел рядом притихший, весь внимание). Я вот в Ленинграде по музеям и театрам его водила. Ребенок прекрасное познавал, а не распутство. Не видел он пьяных мужиков. Она-то пусть смотрит, ей они по душе.
– Зачем вы говорите при ребенке плохо о его матери? – спросила Вероника.
– Ешь кашку! – обратилась бабушка к внуку, словно не услышав вопроса. – А ты зря нос воротишь! Зря! Видимо, у всех у вас эта злость врожденная.
– А у вас – лицемерие и подхалимство, – едва не слетело с языка Вероники, но она сдержалась.
Как-то в отсутствие Варвары раздался звонок. В дверях стоял коротенький, какой-то мизерный дядька. Он держал в руках посылку от Владислава и письмо его бывшей жене. Вер-нувшись домой, Варвара нацепила очки и тщательно осмотрела коробку.
– Кто развязал веревку?
– Так и было, –