Инязовки. Наталья Борисова
борьбы, которую повела бабушка, Андрейка интуитивно искал повод, чтобы кого-то из нас зацепить, и с любопытством на-блюдал, что из этого получалось. Чавкая яблоком, он спрашивал у Вероники:
– Вероничка, ты ела у нас яблоки? – не дождавшись ответа, потому что у той спазм негодования перехватывал дыхание, он торжествующе добавлял: – Они кислые, а вы берете!
– Кто по бочке лазил? – доносился с балкона голос Вар-вары, дополняя череду незаслуженных укоров.
– Вероничка! – радостно кричал Андрейка, отводя от себя подозрения.
– Надо соседям на сохранность отдать бочку! – шипела Варвара. Это плохо скрываемое противостояние могло про-должаться бесконечно, но закончилось в один день, вернее, приобрело другую форму, когда враждующие стороны сняли свои маски и обнажили подлинные лица.
В тот день Варвара, как обычно, выгуливала собаку и, вернувшись с прогулки, торжественно заявила Андрейке:
– Посмотри, что тебе Динга поймала!
И подала мальчику птицу величиной с голубя, с хохолком на голове. Один глаз у нее был выклеван, ножки дрожали, сердце отчаянно колотилось.
– Молодец, собаченька! – разливалась Варвара. – Я тебе сахарку дам за это! Люди хуже собак. Кто ей выдавил глаз? Наверняка, ребятишки игрались! Собака – и та не тронула, лапой придавила, ждала, пока я подойду.
Она принесла клетку, в которой раньше жил хомяк, и затолкала в нее птицу. Пленница вертелась по сторонам, чтобы глянуть одним глазом, падала, била крыльями. Клетка угрожающе раскачивалась на оконной створке. Андрейка в возбуждении вертелся рядом. Варвара наблюдала за ним с чувством глубокого удовлетворения: чего только не сделаешь ради любимого внучка. Мы c недоумением переглянулись, не по-нимая эйфории бабушки и внука. Я сняла клетку и выпустила птицу. Та с испугом забилась в темный угол за кровать бабушки.
– Зачем ты ее выпустила? – метнула Варвара злобный взгляд. – Будет пакостить на кровати.
– Эта клетка мала для птицы, разве вы не видите? Не надо было приносить ее в дом.
Я принесла из прихожей коробку из-под обуви, постелила в нее тряпку. Рядом поставила воду, насыпала крупу. Птица доверчиво устроилась на новом месте, затихла, благодарно косясь одиноким глазом.
– Я тебя не спросила, говно такое! В моем доме она будет мне указывать! Одной не хватало, теперь эти. Доживи до моих лет сначала! Хамка!
– Никто не указывает вам, – дрожащим, но удивительно звонким от волнения голосом сказала Вероника. – А вы сразу «говном» обзываетесь.
Что тут началось! Варвара высказала все, что носила в душе. Мы узнали про себя, что мы «и вонючки, и поганки, и пар-шивки». Приехали в ее дом, где она хозяйка, стали наводить свои порядки, брали швейную машинку, гладили утюгом. «Не бывало такого, чтобы за свет семь рублей намотало. Мой сыночек месяцами в неглаженных брюках ходит, а они утюга из рук не выпускают».
– По холодильнику стали лазить, как у себя дома, – обличала старуха. – Ребенок вчера плакал: