Инязовки. Наталья Борисова
сказать неправду, а поскольку девчонки мое отсутствие оправдывали болезнью, то, краснея от смущения, я поддерживала эту версию, говорила про дерматит, указанный в фиктивной справке, не умея объяснить, что это такое. Мое замешательство куратор Альбина толковала по-своему:
– Не знаете, как сказать об этом по-испански? Ну, хорошо, оставим этот вопрос.
При первой же возможности мы с Вероникой ехали в Шеберту. Если не удавалось достать билеты, ехали в хо-лодном тамбуре, где температура воздуха казалась ниже уличной, где отвратительно грохотало лязгающее железо сцепленных между собой вагонов и мороз пробирал до костей. Чтобы разогнать застывающую от холода кровь, Вероника, немало на своем интернатском веку повидавшая, бойко под-прыгивает, имитируя танец. Я смотрю на свою бесшабашную сестру-авантюристку и удивляюсь, как ей удалось подбить меня на безрассудную поездку. Нелепый смех разбирает нас до слез. Мы на время забываем о неудобствах.
За окном становится совсем темно. Стуча колесами, поезд все дальше уносит нас от большого города. Проходит часа четыре, прежде чем мы, горе-путешественницы, осмеливаемся проникнуть в общий вагон. Мы забираемся на третьи полки, предназначенные для перевозки багажа. Я старательно вытираю вековой слой пыли. Вероника с ухмылкой следит за моими действиями:
– Хорошо устраиваешься, сестра, а не подумала о том, что тебя сейчас стащат отсюда?
В вагоне тепло. Измученные холодом и страхом, под размеренный стук колес мы впадаем в сладостную дрему, ни на минуту не забывая о зыбкости положения. И этот неотвратимый в своей роковой неизбежности момент наступает. Мы обе пробуждаемся от тревожного чувства. По вагону идет проводник, который проверяет билеты. Привстав на цыпочки, «удав» пристально вглядывается в неясные очертания на третьих полках. Наметанным глазом безошибочно определяет при-сутствие «зайцев».
– Предъявите билеты!
– У нас нет оных, – говорю я.
– А у вас? – с подобным вопросом он обращается к Веронике. Та медленно приподнимается, рукой оправляет пальто, чтобы случайно не обнажилось колено. Принимает удобное положение и в напряженной тишине всеобщего ожидания молвит:
– А мы вместе!
Коварный проводник двигается дальше, взяв на заметку местоположение безбилетников. Под утро он будит нас и кив-ком головы приглашает следовать в тесную каморку, где получает мятую купюру достоинством в пять рублей.
В родной деревне царит первозданное умиротворение. По замерзшим улицам мы пробираемся к своей избушке. Утопая в нехоженом снегу, Вероника торит дорожку к высоким воротам. Старый дом встречает нелюдимым духом: холодом и запущенностью. Печку мама Валя топит редко, потому что из щелей валит дым. Мы принимаемся наводить порядок. Выбиваем слежавшиеся тканые дорожки. Моем полы. Попутно с непонятным упоением гоняем старых котов, свыкшихся с незыблемой тишиной. В печке весело потрескивают дрова. Дом наполняется теплом