Записки невольника. Николай Молчаненко
Оскар, милейший человек, сегодня сообщил потрясающую новость.
– Алекс, ты знаешь, что такое Kescher?
– Не знаю, Оскар.
– Это есть маленький мешок, которым ловят Schmetterling.
Сообразив, что я не понял, сыпет графит на станину и рисует пальцем бабочку.
– Понял, – говорю, Оскар: Schmetterling – бабочка, Kescher – сачок.
– Наш милый папа, – продолжает Оскар и оглядывается, – поймал в сачок очень большую бабочку.
– Какой папа? – спрашиваю, Оскар и Гитлера и Сталина называет папой.
– Ты лучше спроси какую бабочку, – Оскар сияет, как ребенок, – Он поймал у Сталинграда в сачок Паулюса с детьми.
– А сколько детей?
– Dreihunderttausend!
– Триста тысяч?!
Я пишу на станине тройку с пятью нулями и смотрю на Оскара.
– Ja, ja mein Lieber, – и снова пугливо озирается.
– Мой милый Оскар, это победа, скоро Гитлеру крышка!
– Kein Deckel sondern ein Kaput!
Я сообщил эту новость Володе, Юре, Павлу и Сигизмунду. Мы знали о тяжелых боях под Сталинградом, но развязка оказалась неожиданной и потрясающей.
26 января 1943 года
Открытка от мамочки и известие о нашей победе под Сталинградом буквально окрылили меня. Душа поёт, ноги кажутся легче, и даже лагерь с его тяжёлым бытом не так давит на плечи. Весь лагерь уже гудит, обсуждая эту победу, будто она принесла с собой глоток свежего воздуха, за которым мы так долго тосковали.
Павлик, взбудораженный и полон энергии, как всегда, не смог сдержаться. В нашей кухоньке он устроил целую лекцию о скорой кончине "Тысячелетнего рейха". Слышать это от него – словно слушать радостное пророчество. Его оптимизм передался всем, даже самые мрачные лица в этот момент светились надеждой. Обычно молчаливый отец Кости Попмана, стоя неподалёку, наклонился ко мне и прошептал на ухо: "Вот сукин сын, какой оратор. Какая умница, ну молодец!". В его голосе слышалась настоящая гордость.
Однако, как бы ни было радостно, после ужина нас, как всегда, отправили на новую повинность – выгружать вагоны, а потом строить площадки для зенитных орудий вокруг завода. Немцы, видимо, всё больше чувствуют угрозу. Мы же, несмотря на усталость, чувствуем приближение того момента, когда всё это закончится, когда их страх перед нашими успехами станет ещё ощутимее.
27 января 1943 года
Завтра должны отправить Костю Беспорточного на операцию аппендицита. Мы все переживаем, хотя он и старается шутить, чтобы нас подбодрить. Но неужели это последствия гиздопара с песком? Мысль не даёт покоя, ведь это не первый случай, когда кто-то из наших начинает болеть после того, как что-то не то съест. Костя – первая "ласточка"? А что будет дальше?
А мостовой кран… Не первый раз приходит в голову мысль, нельзя ли его как-то "уронить" с рельсов. Это была бы настоящая диверсия. Если бы удачно провернуть это дело, немцы потеряли бы одну из важных частей оборудования завода. Но как это сделать? Кран ведь под строгим надзором, а последствия провала – концлагерь или