Записки невольника. Николай Молчаненко
в лагерь вернулась Тамара – комсомолка, которую увезли в гестапо 8 августа 1942 года. Мы тогда мысленно простились с ней, думая, что её ждёт ужасная участь, и вскоре забыли о ней, как это часто бывает. Но вот она появилась снова, в шикарной одежде, с ухоженной причёской и дорогими часиками на руке. Сначала мы даже не узнали её, решив, что это какая-то немка.
Оказалось, что после того, как её забрали в гестапо, она долго стояла в коридоре, ожидая своей судьбы. Но неожиданно появилась пожилая немка в штатском, забрала её и увезла к себе домой. Это была вдова высокопоставленного офицера СС по имени Анна. Она ни слова не говорила, просто привела её в ванную, дала полотенце и халат. Когда Тамара помылась, Анна повела её в столовую и только там заговорила, представившись. С тех пор Тамара живёт в её доме, где её кормят и одевают, Анна называет её своей дочерью и с интересом слушает рассказы Тамары о Советском Союзе и коммунизме. Тамара помогает по дому: убирает, готовит, стирает. Время от времени приходит другая женщина, чтобы провести большую уборку.
Тем временем в лагере происходят свои события. Недавно я согнул шток клапана на машине, из-за чего она остановилась на три дня. Из-за этого возникла нехватка кернов, и нас перевели на ночную смену. В цехе дела идут тяжело. 9 апреля к нам пришёл Лендер и начал кричать, что мы работаем недостаточно, что
Тимофей делает столько же, сколько немцы, а мы не всегда выполняем норму. Он посмотрел на меня хищным взглядом и спросил: «Будешь делать больше?» Я честно ответил: «Не могу». Тогда он замахнулся своей длинной, как грабли, рукой, но в последний момент передумал и ушёл, сказав: «Подожди ж».
В конце дня он вернулся и, не глядя на меня, бросил: «Идём». Он повёл меня в литейный цех, где формуют и льют гусеницы для танков, и сказал, что с завтрашнего дня я буду работать там.
Работа в литейном цеху оказалась невероятно тяжёлой. Галя была в ужасе, когда узнала, что меня поставили на формовку, ведь оттуда, как она говорит, "одна дорога". И я чувствую это на себе. Вечером я прихожу в лагерь, падаю на нары без сил, даже на ужин нет энергии. За ночь не успеваю восстановиться, а утром едва поднимаюсь на очередной «Aufstieg». Работаю уже вторую неделю, но только сейчас начинаю немного втягиваться, хотя вечером сил по-прежнему не остаётся.
Формовка гусениц – это адская работа. Мы с напарником поочерёдно ставим опоки на станки, засыпаем их модельной землёй, запускаем машину, и она с грохотом трясёт опоки, пока земля не уплотнится. Потом снимаем опоку и ставим следующую. Каждая опока весит 60–65 кг, и за смену нужно обработать 60–65 пар. Этот невыносимый грохот, тяжёлый труд и постоянная спешка сводят с ума. На нашем участке работают четыре машины, и всё подвозится вовремя: и опоки, и земля, так что работа не прерывается ни на секунду. К концу смены мир вокруг словно расплывается, реальность теряет чёткие очертания. Мы возвращаемся в лагерь, как во сне, совершенно измождённые, с единственным желанием – упасть на нары.
На днях произошёл случай, который потряс меня до глубины души. Под конец смены на соседней машине наш