Мракобесия. Наталья Юрьевна Царёва
все-таки изменился я за время, проведенное вдали от родных мест. Вряд ли раньше мне пришло бы в голову решать что-либо за другого (любимого!) человека.
А теперь я был готов к этому вполне.
Изумительно. С чего бы эти разительные перемены?
Впрочем, нас ведь воспитывали бойцами – хотя бы и потенциальными.
Наверное, просто сейчас это все пробуждалось во мне, поначалу робко и трепетно, а затем все увереннее, все громче… О детство, ты ключ ко всему, к самым темным тайнам, к самым нежным шевелениям нашей души.
Мое детство было самым сказочным и самым ласковым из возможных. Какие еще сюрпризы приготовило оно мне, хотелось бы знать?..
Я вернулся домой.
Она ждала меня (в этом, впрочем, можно было не сомневаться), не как вчера, у порога, просто ждала, тщетно пытаясь скрыть нетерпение за каким-то повседневными хозяйственными хлопотами, блинами и стиркой.
– Привез? – спросила она.
Я прижал ее к груди.
– Ну конечно, маленькая.
И ощутил, как тут же спало ее напряжение, расслабились мышцы, невольно улыбнулись губы.
– Ну вот, теперь я могу чувствовать себя полноценным гражданином нашей страны, – с облегчением сказала она, перебирая отданные Еленой бумаги.
Я кивнул. Разумеется, моя дорогая.
Вот только боюсь, вряд ли эту страну можно так смело называть «нашей». Ничего не попишешь, что бы ни твердили сторонники глобализации, интеграции и единой твердой валюты, а, похоже, что страны у нас все-таки разные.
Об этом как-то не принято кричать на каждом углу, конечно. От этого принято скорее стыдливо отворачиваться и прятать глаза в ботинки…
Но это так. И ты уж прости, а я все-таки безмерно счастлив тому, что это так.
Слова отца в одну из наших столь частых бесед на эту тему: «Меньше всего мы стремимся причесать всех под одну гребенку, Влад. Мы не знаем, чей путь развития верен, но смеем надеяться, что все-таки наш. И все, чего мы желаем – это чтобы нам не мешали идти своим путем, жечь свои корабли и строить свои замки».
Но никогда не сможет идти тот, кто не имеет цели. Никогда не достигнет цели тот, кто не верит в себя.
Тот, кто не умеет бороться.
Спасибо, папа, за те наши столь долгие и столь частные беседы.
Если бы не они, не знаю, что бы я делал сейчас.
Конечно, наш выбор означает неизбежный раскол всего человечества в целом. Да вот только беда в том, что ни я, ни отец, ни все те, кто являл собою народонаселение Анклава, не имели ничего против того, чтобы отколоться от того куска ярко раскрашенного дерьма, которое представляет собой современное человечество.
Быть может, я груб. Только ведь и с нами поступили в свое время не слишком-то ласково. Я ведь знал, разумеется, что худо-бедно сохраняемая и тщательно замалчиваемая официальными источниками независимость наша обретена была силой и, если не дай бог что с этой силой случится, никто и копейки ржавой не даст за сохранность этой самой независимости.
Каждый стремится нести в этот мир справедливость так, как он ее понимает.
И так уж получилось, что наши отцы и матери понимали эту справедливость