Пустой Сосуд. Марк Адамов
и приготовились поднять её за плечи и бёдра.
– Стойте! – Эши выставил обе руки. – Не сжимайте ногу возле раны… И надо её чем-то накрыть.
– Дело говоришь, ашм, – бородатый файаксиец одобрительно кивнул. – Исполняйте.
Служанки медленно отходили от испуга и помогали мужчинам. Они быстро снабдили файаксийцев двумя платьями: одно подложили под раненую подругу, а вторым прикрыли её наготу. Чтобы нести девушку так бережно, как только можно, солдаты взялись за дело втроём. Двое освободили руки, передав глефы товарищам, а третий же без раздумий протянул оружие Эши.
Плантатор замер, разглядывая ровную древесину с красноватым отливом и бронзовое лезвие, по кромке которого разливался утренний свет. Наёмники же держали путь вдоль берега и даже не оборачивались на раба, которому только что вручили смертоносное оружие.
– Шустрей, парень! – воскликнул старший файаксиец. – Не отставай.
Эши даже не отыскал сандалии. Так он и шлёпал босыми, мокрыми пятками: сначала – по травянистому берегу оазиса, потом – по прохладным мраморным плитам. Он прошёл под чередой резных арок по коридорам, полным терпкого, горьковатого аромата, распознать который ашмазирский плантатор не смог.
Путь привёл их в просторную, светлую комнату, где раненая дама уже лежала поверх старого ковра, покрытого застарелыми пятнами: то жёлтыми, то бурыми.
«Дурак, – корил себя Эши, когда понял, что оказался в самом сердце виллы. – Даже не осмотрелся как следует».
Над раненой уже порхал, расправив костистые плечи, сухопарый альдеваррец с широкими скулами, длинным носом и редкой седой бородёнкой. Он выхаживал вокруг служанки, то и дело приседал на одно колено и принюхивался к её ране.
– Отвар, – скрипуче заключил альдеварский лекарь. – Отвар селовца и животворца… Вы были быстры, друзья. Милостью Животворительницы мы ещё можем спасти эту душу.
Солдаты хмуро шептались за спиной лекаря, а Ройш смущённо ожидал у боковой арки, что вела из лекарской комнаты в широкий атриум. Не хватало лишь старшего из файаксийцев.
Тут гомон умолк: вся комната замерла и, казалось, даже воздух загустел и вдохнуть его было невозможно. Эши решил, что то вернулся командир стражи, но затем его захлестнул сладковатый, едкий запах редчайших пряностей, которые и на ашмазирском рынке появлялись реже, чем дождь в сухой сезон.
– Мастер, – лекарь поклонился, едва не уткнувшись лбом в укрытый ковром пол.
Немолодой и невысокий альдеваррец застыл в основном проёме. Зачёсанные к макушке седые волосы струились блестящими волнами, а оливковая кожа оставалась ровной и гладкой, будто ни разу не попадала под жаркое солнце Ашмазиры. Сиреневые шелка обвивали плечи Аганнара и ниспадали вниз, прикрывая роскошную тунику в пол, шитую серебряными нитями.
– Она будет жить? – заговорил мастер по-альдеваррски.
Солдаты и слуги враз склонили головы. Замолкли все: даже раненая ашмазирка стонала тише. Один лишь врачеватель продолжал неразборчиво шептать.
– Верю, что будет, – кивнул