Дубовая рубаха. Никита Демидов
смешны потому лишь, что целью своей ставили дать обоснование чему-то не имеющему никакой видимой причины, какому-то мистическому ощущению, притаившемуся в недрах души моей, и в чем я даже не отдавал себе отчета. То было чувство страха, перед жизнью и смертью, которое не было доступно моему пониманию, вытолкнутое из сознания цинизмом и насмешливостью. Оказавшись между молотом и наковальней, я и понятия не имел о том, что же мне выбрать, за что взяться и к чему готовится. Жизнь навязывала мне борьбу, которую я со спокойным сердцем принять не мог. Эта битва за выживание задавала новые стандарты и требовала беспрекословного им подчинения. Именно эти условия и являлись тем барьером, через который я отказывался перепрыгивать. Необходимо быть честным и разумным, справедливым и милосердным, – таковыми были эти догмы. Но разве знание всех языков мира поможет тебе в борьбе с двумя, тупыми как дерево, увальнями, перебравшими вина и потому решившими начистить тебе рыло? Нет, и еще раз нет! Борьба навязанная человеку ничем не отличается от разворачивающихся в дикой природе баталий за выживание, но если у волка есть клыки и когти, то тебе взамен их необходимо запастись бесполезными милосердием и мудростью, потому как идея человека немыслима без оных. На то ведь нам и дан разум! Но что если в действительности никто из нас разумом не обладает, а довольствуется лишь владением представления о нем?
И тут мысли мои, порожденные затуманенным недугом рассудком, судорожно трясясь побежали в другом направлении, чтобы найти там подтверждения вышесказанному. Ведь это же самое обыкновенное безумие верить в то, что продиктованные разумом решения, приводят к кровопролитным бойням за кусок драгоценного металла. Да и был ли мудрым тот, кто оценил этот булыжник выше человеческой жизни? Нет, и на ум сразу же приходила мысль о том, что детей в школе должны обучать подлости и коварству, чтобы они в последующем надувая ближнего своего, упражнялись в хитрости, которая и является тем единственным механизмом, продвигающим человечество вперед.
Меня заносило все дальше и дальше. Желая постигнуть мир, я впитывал в себя лишь холодные факты о нем. Я знал, что люди ведут войны, прикрываясь причинами вряд ли способными оправдать убийство, но в тоже самое время мне и в голову не приходила мысль о том, что эти же самые люди, воздвигают дворцы и города. Более того, я без зазрения совести мог назвать висячие сады Семирамиды – памятником человеческого тщеславия и раздутого самолюбия, презирая тех, кто восхищался бы им. Да и какой прок во всех ваших городах и храмах? – спрашивал я себя – если они будут уничтожены войнами, вами же и развязанными. Возможно, что наряду с появлением дорогих сердцу привычек, зрелость человека ознаменуется так же и изменением взгляда на совершаемые другими людьми поступки. Если ребенок судит о содеянном по результатам, не обращая внимания на намерения, то с человеком взрослым ситуация совершенно противоположная.
В противоположность жизни, в том я себя умудрился убедить,