Дубовая рубаха. Никита Демидов
лучше бы ты молчал, – усмехнувшись бросил я, пытаясь тем самым скрыть собственный испуг – она наверняка глупа как полено, но и у неё ума хватило не болтать, чтобы дурой последней перед нами не предстать. Ты бы брал пример, а то утомил уже всех своими глупостями.
Таким образом в притоне, как и во всяком богомерзком месте, появился свой демон с самым заурядным и далеко не приятным человеческим лицом. Когда опасения моего товарища стали достоянием нашей небольшой, вечно пьяной общественности, о молчунье сразу же стали ходить слухи, абсолютно на мой взгляд не соответствующие действительности, но в истинности которых на тот момент никто не сомневался. Версий о происхождении нашей странной знакомой было великое множество, но все они объединились в одно под эгидой нашей убежденности в том, что она имела самое непосредственное отношение к миру потустороннему. Все мы в один голос твердили, что молчунья – исчадие ада, что она, покидая притон прямым ходом идет на кладбище, где и отсыпается в своем гробу. Но парадокс состоял даже не в занимавшей наши умы чепухе, а в том, что мы свято в неё верили. Пожалуй единственным человеком, не видевшим в молчунье ничего таинственного и пугающего, был владелец квартиры, Андрей, в силу своего возраста часто обращающийся для нас, его постояльцев, в Андрея Павловича.
– И как вам только не стыдно, – всякий раз говаривал он, как мы начинали делиться своими предположениями – взрослые люди, а ерунду городите, почище младенцев . Если бы вы только знали, какая это благодать когда женщина постоянно молчит. Вот поживете с моё, и сами в том убедитесь.
Как правило, после этого порицания мы вынуждены были выслушать рассказ про Ольгу, женщину, с которой Андрей прожил много лет в этом самом притоне, где когда-то, в те чудесные времена, все было совсем иначе. Не жалея красок он расписывал нам, и так уже все знавшим, обои, цвета слоновой кости, пол сияющий чистотой и с тонким, изысканным вкусом подобранную мебель. Здесь висели роскошные алые шторы из чистого шелка, а тут – неугомонно тарахтел он – тут стоял такой шкаф красного дерева, что мои попытки описать его словами, не более чем плевок в лицо искусству, в лицо самой красоты!
Но как бы трактирщик, так мы за глаза называли Андрея, не изощрялся в ораторском искусстве, его толком никто не слушал, потому как байку эту все знали наизусть. Закончив описывать все минувшее великолепие своего жилища, рассказчик плавно переходил к тому моменту когда Ольга сбежала с любовников, обобрав его самого до нитки. Обманутый и покинутый, Андрей стал опускаться и кратко рассказав нам о своем падении, настаивал на том, чтобы из всего вышесказанного мы убедились насколько же прекрасны женщины, которые всегда молчат. Логики в том было не больше чем в предположении о демонической сущности молчуньи, и потому мысли наши еще больше путались, запинались на ходу и падая летели черт знает куда.
Стоит ли говорить о том, что проживание в притоне не самым лучшим образом сказывалось на нашем рассудке? Из