Блуждающий. Мария Валерьева
Мы все как он, а он – как мы. Он как зеркало, в которое смотришься и себя в его чертах находишь. В нем все наши мечты, все желания наши воплотились. Он – само отражение мечты. Вот, какой он был… – вдохновленно проговорила Тоня.
Она долго смотрела вперед, не моргая, и о чем-то думала. Прикидывала, говорить ли дальше. Но человеческое, что-то истерическое, желающее внимания, впервые в ней пересилило, и она прошептала:
– Не представляешь, как мы много раз пытались разойтись, исчезнуть из жизней друг друга, но все равно встречались в самых необъяснимых местах, словно не можем расстаться, будто бы нас что-то притягивает друг к другу… Я так долго убегала от прошлого, а оно снова и снова мне являлось. И я не удивлюсь, если он окажется в Москве, когда мы туда доберемся. – Последнюю фразу она словно боялась произнести и скорее ее выдохнула, чем сказала. Я еле расслышал.
Тоню было не узнать. Она казалась задумчивой, расстроенной, перепуганной, но и, к моему удивлению, воодушевленной.
– А почему ты со вторым не хочешь видеться? Со вторым другом? – прошептал я.
Тонино лицо, освещенное фонарями, будто бы посерело, скрылось в пелене грусти и задумчивости.
– А этот другой, совсем другой. Он не человек мира, не человек вовсе. Он другое. Смотришь на него и не понимаешь, что он. Его жизнь – не та жизнь, которую должен проживать человек. Его жизнь – сплошные картины, написанные под его строгим контролем, пейзажи, где каждый сантиметр им расчерчен, тексты, реплики, которые он тщательно выверяет. Он говорит с тобой, ты ему отвечаешь, думаешь, что у вас диалог. А оказывается, что это он сам с собой говорит, ведь ему не надо спрашивать тебя, чтобы узнать, что ты думаешь. Он все видит, все знает. Он прекрасно научился играть в человека, но все в нем фальшиво. Он пытается казаться искренним, умеет впечатлить, даже влюбить в себя, но никогда, никогда ему не нужно верить на слово… Но он куда сильнее, чем может показаться. Сложно ему противиться.
– Сильнее? Он качок? – Голос мой дрогнул.
Тоня хохотнула.
– Он? Он скорее фарфоровая статуэтка. Столкнешь случайно – и разлетится на кусочки. Только вот у обычной статуэтки кусочки вновь не собираются. А этот гад из пепла восстанет.
Я сидел ни живой ни мертвый, не понимал, так ли много в ее словах правды.
«Это так сейчас о друзьях рассказывают? Если это ложь, то из чего она родилась? У всего же есть причины. Бог ты мой, да что же у нее в голове…»
– И правда, гады какие-то, – прошептал я.
Тоня посильнее обхватила руль уже двумя руками. Затянулась и, закашлявшись, выпустила облако дыма в окно. Я чуть подался вперед, словно чтобы усесться поудобнее. А сам взглянул на нее. И возликовал. Глаза ее улыбались.
– А можно еще вопрос? – спросил я.
– Не устал еще вопросы насущные выдумывать?
Тоня с наслаждением затянулась и выдохнула целый туман, которым можно было накрыть поле, дыма в мою сторону. Я закашлялся, чувствуя, как маленькие частички горького табака цеплялись за мое горло и, казалось, даже грудь изнутри царапали.
– А говорил, что нормально переносишь дым, – сказала