Блуждающий. Мария Валерьева
заколотилось в ритме бегущего на скачках скакуна, а руки дрогнули словно подражая Тониным.
«Меня насильно напоили снотворным? Меня пытались усыпить? Может, совсем навсегда? Может, до Москвы? Да как так?» – мельтешили в голове мысли, а я боялся хвататься хотя бы за одну.
Я ведь мог не проснуться.
– Тоня, как тебе такое вообще в голову могло прийти?!
– Я пила его. После него чувствуешь себя заново рожденным.
– Да ты – это не я! А если бы у меня была аллергия на эту дрянь? Или ты бы не рассчитала дозу, и я бы помер?!
– Не ошиблась бы. Я все всегда держу под контролем, – бесцветно сказала Тоня, а на ее опустошенном и высушенном безразличием лице не отразилось ни единой эмоции.
В то мгновение я был готов вцепиться в нее и разорвать. Плевать, что машина бы потеряла управление. Плевать, что путешествие могло бы завершиться. Плевать, что еще за день до этого я мечтал влюбить в себя Тоню. В то мгновение я ненавидел и ее, и себя. За то, что позволил этому свершиться.
– Тебе похлопать? Или пасть в ноги? Скажи, Тонь, тебе нормально?!
– Абсолютно. Так приятно не слышать твоего нытья, даже не представляешь, – сообщила она.
Я открыл рот, будто бы карп, выброшенный на берег, и закрыл его. Мысли пульсировали в голове, глаза щипало от слез обиды, а я кричал без слов. Все нутро верещало. А я не мог проговорить ни слова. Меня словно по голове ударили, прекратили все попытки набиравшей разгон истерики. Запретили. А я не предпринял новой попытки.
Тоня отвернулась, заправила выбившуюся прядь за ухо, ударив ногтем по сережке-колечку. Ее лицо, отрешенную красоту которого засвечивало солнце, вновь было обращено к дороге, ставшей мне за мгновение ненавистной.
– Остановись… – прошептал я.
Она не отреагировала.
– Останови машину.
Никакой реакции. Но я понял, что она услышала.
– Останови эту чертову машину! – закричал я. – Иначе я…
– Иначе что? Закричишь, вцепишься мне в шею? Ударишь? Что ты можешь сделать? Не забывай, что твоя жизнь сейчас – моя собственность. Я составляю правила. И одно из них – не мешать мне, – проговорила Тоня и выбросила недокуренную сигарету на дорогу.
– Останови машину.
– Остановлю. Но отберу у тебя все вещи, в том числе и деньги, и документы. И иди на все четыре стороны. Устраивает?
Спокойствие ее убило во мне всякую уверенность.
– Неужели ты совсем не понимаешь? – еле слышно прошептал я.
– Ошибаешься, я все понимаю. Ты много болтал, а меня разговоры раздражают. Я же – раздражаю тебя. Мы друг друга не выносим. По мне так все абсолютно справедливо. Ты не мешаешь мне, а я не мешаю тебе, – сказала она и бросила свои очки мне на колени, словно я был каким-то подстаканником, а не человеком.
– Ты так решила?
– Должен был кто-то решить. Ты не способен на серьезные решения. Это всего лишь капли, никто не собирался тебя убивать.
– Тонь, я очень плохо реагирую на лекарства, – сглотнув ком обиды, прошептал я и послушно убрал ее очки в бардачок. – Я даже пустырник не пью, потому