Блуждающий. Мария Валерьева
не мог. Потянулся к ключу и уронил руку на Тонино сидение, еще теплое. В горле запершило, глаза защипало. Я потер лицо ладонями до красноты.
«Какой же ты идиот! Гребаный слабак! Да сделай ты хоть что-то!» – думал я. Но понимал, что ничего не сделаю.
Я даже не мог отомстить. Не мог хотя бы припугнуть, отъехать за угол, чтобы Тоня побеспокоилась. Не мог даже дотронуться до ее вещей. Я был в ее власти даже, когда Тони рядом не было.
Глава XI: Воспоминания, случай и выбор
Память частенько меня подводила – я забывал выученное наизусть стихотворение сразу после того, как его рассказывал, с трудом мог вспомнить, что ел на завтрак, и совершенно не знал имен своих учителей в школе, обращаясь ко всем только на «вы» и «извините, вы». И с годами, даже после пропивания нескольких курсов таблеток, которые покупала мама, а потом уже и я сам, ситуация не улучшилась – голова все также подводила, стирала воспоминания и превращала их в серую труху.
Но некоторые моменты вгрызлись в память настолько глубоко, что прокручиваются в подсознании без разрешения, заполоняя все пространство в голове необычайно яркими образами, четкими и сочными звуками и даже запахами, ощущающимися будто сиюминутно.
Неудивительно, что все произошедшее в тот год я не забыл. Напротив, я помню все так хорошо, что кажется иногда даже, что до того года и жизни-то у меня не существовало – так, обрывки какие-то, сложенные в кучу и перемешанные.
Тот конец лета, окончание его на долгие годы, зима, проведенная в поисках, и весна, изменившая все, до которой тогда было еще далеко. Вот, что составило новую жизнь. И все, кажется, что было до нее, – всего лишь жалкое вступление.
Но в голове моей, окутанной пеплом прожитых лет, все еще теплятся и другие воспоминания.
Я помню, как пошел в школу. День жаркий, ароматный. Вокруг наряженные дети, учителя, играет музыка, родители счастливы. На мне новенький костюм, в котором я заживо варился, а в ладони впивались шипы красных как переспелая вишня роз. Школа вообще мне достаточно хорошо запомнилась – даже спустя годы я вполне могу сказать, что сидел на всех предметах с Костиком, а на алгебру ко мне на перевоспитание подсаживали Иру Уткину, которая в этой науке ничего не понимала. Помню первый год в Москве, возвращения и отъезды. Помню все разговоры. Помню работу, первые успехи и недовольство собой. И все помню, все слишком хорошо помню. Особенно то, что хорошо бы забыть.
В случай я не верил. В голове не укладывалось, как какая-то встреча или небрежно оброненное слово могло перевернуть жизнь человека настолько, что все в его существовании изменилось бы. В моем окружении такого не случалось – мы все друг друга знали, виделись с пеленок и жили по объективным и понятным правилам. Школа, колледж или университет, иногда – работа. Свадьба, дети, хозяйство. Отдых на море летом, зимой – наряженная старыми игрушками елка и поедание оливье под речь президента. Все было понятно.
Да и что уж говорить, не мечтал я как-то. Не то чтобы у меня не было никаких желаний – я хотел найти хорошую работу,