Рождённая на стыке веков. Шаира Тураповна Баширова
ночной патруль, – громко сказал он.
Оглянувшись, я увидела, что в цеху почти никого не осталось, поднявшись с ящика, я побрела к выходу. Вымыв масляные, в мазуте руки, которые со временем почернели, так как и мыла не было, только солярка и керосин, он немного смывал черноту с рук, мы вышли через проходную на улицу. Григорий оглянулся, в поисках проезжавшей арбы. В те годы, арба, запряжённая ослом или в лучшем случае, старой лошадкой, была почти единственным транспортом для передвижения по городу. Маленькие автобусы, появились много лет спустя, к концу двадцатых годов.
Но мы напрасно приехали в больницу. Когда мы с Григорием нашли Самуила Давидовича, он нам сообщил, что Бахрихон опа умерла, так и не придя в сознание. У меня подкосились ноги, Григорий едва меня удержал, не дав упасть.
– Сильное истощение организма, плюс воспаление лёгких. Да и сердечко у женщины было слабое. Сейчас это, к сожалению, не редкость, много людей умирает. Примите мои соболезнования. Простите, мне на операцию идти. Всего доброго, – быстро сказал старый еврей и развернувшись, ушёл.
Григорий с грустью посмотрел на меня, а я ничего вокруг не видела.
– Держись, дочка, время сейчас такое, что же делать. Пошли, Халида, скоро патруль выйдет на улицы, чего уж теперь, – ласково погладив меня по голове, сказал Григорий.
Я была ему благодарна, что он сейчас, в такую минуту, был рядом со мной.
– Спасибо Вам, – тихо произнесла я, тяжело вздыхая.
– А мне за что спасибо? Я ничего не сделал. Жаль Бахрихон, хорошая была женщина, добрая, – сказал Григорий и направился к выходу из кирпичного, старого здания.
Я ничего не ответила, говорить, сил не было. Бессонная ночь, весь день на работе,сказывались, я падала от усталости. Но при слове была, меня вдруг прорвало и я заплакала, громко, не стесняясь.
– Поплачь, сердешная, легче на душе станет. Пошли быстрее, вон, арба стоит, домой доедем, – сказал Григорий.
Как доехали до дома, не помню, уткнувшись в платок, который я сорвала со своей головы, я всю дорогу проплакала. Григорий был прав, перестав плакать, я почувствовала облегчение. Оправдывала смерть опажон тем, что вокруг действительно умирали люди.
Попрощавшись с Григорием, который давал мелочь арабакешу, я прошла в дом и зашла в комнату. Не ужиная, я тут же легла. Впрочем и есть было нечего. Чувства голода не было, очень хотелось спать и я уснула.
Где и как похоронили мою любимую опажон, я не знаю, на это не было времени и я совсем не подумала об этом. Паника охватила меня, я осталась совсем одна, что меня ждёт впереди, я не знала.
Звучали новые имена: Будёный, Колчак, Врангель, Махно, Котовский. Имя Ленина было у всех на устах, вера, что придёт новая жизнь, вселяла надежду.
Шли дни, похожие один на другой, я так же работала, изнемогая от голода и усталости. От Мирзы вестей не было, я надеялась, что он вернётся и я освобожу его комнату. Эшалоны с продуктами, мешками зерна и муки, отправлялись в Поволжье, с лозунгами: "В помощь голодающим детям Поволжья". Но