Рождённая на стыке веков. Шаира Тураповна Баширова
даже рабочие не оставались в стороне. Я лишь поражалась, за что? Такие простые, работящие, преданные партии и своему делу люди.
Появились комсомольские организации, устраивались митинги. Имя Сталина произносили шёпотом, уже было непонятно, кто друг, а кто подслушивает и доносит. Мы с Хадичой не вмешивались ни в разговоры, ни на собрания не ходили… и однажлы нас вызвали на одно из собраний. Мы в недоумении пошли, нельзя было не пойти. Комсомольская организация набирала силу и после коммунистической партии, была второй по мощи и силе. Мы, словно провинившиеся ученицы, стояли перед людьми.
– Вы почему в комсомол не вступаете? Рабочий класс не должен стоять в стороне от общественной жизни страны, – первый вопрос ошарашил меня и Хадичу.
Она побледнела и губы у неё задрожали, впрочем и я чувствовала себя не в своей тарелке.
– Так ведь возраст у нас, вроде, мы вышли из возраста, соответствущего комсомолу, – ответила я и тут же прикусила язык, подумав, что сказала лишнее.
На меня свысока смотрел молодой, высокого роста, довольно красивый парень, лет двадцати пяти, который был комсоргом на заводе.
– Рахматова? Ты сама себя слышишь? От коллектива отрываешься? Не место у нас единоличникам. Ты случайно не байская дочка, а? – прищурив глаза и сверля меня внимательным взглядом, ехидно спросил комсорг, котого звали Алексей Бурилин.
Фамилия ему соответствовала.
– Нет, товарищ Бурилин, мой отец бедный дехканин, всю жизнь батрачил на бая, – ответила я.
В душе было равнодушие или нет… безразличие. Я ведь знала, что не сделала ничего дурного. Но Хадича решила заступиться за меня, кто её просил?
– Она правду говорит, господин.... ой, товарищ… Бурилин. Её насильно за бая замуж отдали, она… – запинаясь, испуганным голосом говорила Хадича.
– Аааа… вот! Я так и знал! Байская жена, значит. С тобой всё понятно. А Вы? Что скажете о себе? – посмотрев на Хадичу, спросил Бурилин.
– Я? Я… это… я из бедной семьи, совсем бедной, – ответила Хадича, чем вызвала смех в зале.
– Тихо, товарищи! Тема сегодняшнего собрания очень серьёзная. В стране происходят преобразования и никто не имеет права стоять в стороне. Так что… Рахматова, даже и не знаю, что с тобой делать, – произнёс Бурилин таким тоном, словно объявил мне приговор.
А я молчала, да и что я могла ответить? Да, я была женщиной Турсун бая, любимой женщиной и скрывать это не было смысла. Любой в кишлаке подтвердит этот факт.
На собрании ещё много говорили, показывая на меня пальцем, кто-то пытался меня защитить, говоря, что я уже много лет добросовестно работаю на заводе. Кто-то возразил, сказав, что я могу являться личностью с тёмным прошлым, замаскироваться под рабочего на заводе… в общем, вопрос обо мне так и остался открытым. Перешли на другую тему, разрешив мне сесть, правда предупредили, что ещё вернуться к вопросу о том, чем я могу помочь партии, стране и вообще, не стоять в стороне от общественной жизни.
Вечером