Рождённая на стыке веков. Шаира Тураповна Баширова
моё тело, я едва вытерпела, чтобы меня не стошнило. В лицо дышало отвратительное лицо Гоши и тухлый запах изо рта, вызывал тошноту. За всем происходящим, с ухмылкой наблюдал тот, что был первым.
– Да не жалей ты её, сильнее, Гоша, давай! – с каким-то злорадством, кричал мужчина.
Закончив дело, Гоша поднялся.
– Давно у меня такой бабы не было. Спасибо Вам, Савелий Иванович, – довольно сказал Гоша.
– Чего разлеглась? Вставай и одевайся, допрашивать тебя будем, – более мягким голосом, сказал Савелий Иванович.
Стыда уже не было, я подумала, что перед скотом не стесняются. Чего уж теперь. С безразличием, я поднялась, надела лозим и рваное платье.
– Можешь сесть, – снисходительно сказал Савелий Иванович.
А я смотрела на Гошу, который засучивал рукава. Я было подумала, что после полученного удовольствия, мужчины будут более добрыми.
– Давай, Рахматова, рассказывай, про бая, про то, как ты маскировалась долгие годы под советского гражданина, работая на заводе. Все свои делишки рассказывай, – сев за свой стол и откладывая в сторону бумаги, лежавшие перед ним, сказал Савелий Иванович.
– Вы ошибаетесь. Меня в одиннадцать лет в услужение баю отправили. А на заводе я просто работала, – ответила я.
– Хм… значит, по хорошему признаваться не хочешь? Жаль, не хотелось бы калечить такое красивое тело. Гоша? Давай, – с безразличием сказал Савелий Иванович.
Гоша оскалил зубы и с такой силой ударил меня по лицу, что я скатилась со стула. Но Гоша тут же схватил меня за плечи и усадил обратно. Следующие удары я переносила, сжав зубы, но стон непослушно вырывался из груди. Не удержавшись, я вновь упала, подняться сил не было. Наверное, Гоше было не привыкать, но поднимать он меня не стал, он стал меня пинать сапогами. И делал он это с каким-то злорадством, улыбаясь. Так поступают садисты, которым доставляет удовольствие причинять боль и страдание другому.
Видимо, я потеряла сознание, тела своего я не ощущала, всё было словно в тумане, удар сапога пришёлся и по лицу, глаз закрылся, да и вторым глазом я почти ничего не видела, только смутные очертания. Когда пришла в себя, почувствовала холод от бетонного пола. Попыталась встать, не получилось, тело меня просто не слушалось. Не знаю, сколько я так пролежала, день, два.. а может больше. Раз в день приносили заплесневелый кусочек хлеба и воду. Есть не могла, раны и кровь на губах, засохли, причиняя страшную боль. Тело было в синяках и ссадинах, платье было разорвано основательно.
– Хоть бы я умерла, отмучилась бы, – подумала я, когда железная дверь с шумом открылась.
– Рахматова? На допрос, – услышала я.
– Значит, слышу, – подумала я, пытаясь подняться.
Солдат, что стоял надо мной, видя моё состояние, нагнулся и помог мне встать.
– Спасибо, – пробормотала я с трудом, пытаясь взглянуть на парня.
– Да расскажи ты им, что они просят, убьют ведь, – с сожалением сказал солдат, с винтовкой за спиной.
– Умоляю! Застрели меня! Я не выдержу