Рождённая на стыке веков. Шаира Тураповна Баширова
виновато пожала плечами.
– Простите… я не хотела Вас обидеть, – ответила я, тоже улыбаясь ей.
– Да ничего. Горе меня состарило. Мне же всего сорок восемь лет. Сына моего тоже забрали, а за что и не знаю. Где он, что с ним, неизвестно. Вот, еду в город, может там скажут, – сказала женщина.
Наступило молчание, кажется, каждый из нас думал о своём. До Архангельска больше об этом не говорили, больше спали, чтобы быстрее проходило время. Я немного успокоилась, полная надежд, что обязательно увижусь с сыном.
В город приехали поздним вечером, идти было некуда.
– Что же вы делать будете? На вокзале ночевать? – к нам подошла женщина, что ехала вместе с нами.
– Наверное, больше идти некуда, – ответила Даша.
– Пошли со мной, у меня в городе дальняя родственница живёт, у неё и переночуем, – сказала женщина.
– Но… неудобно, ей это может не понравится, – ответила Даша.
– Она добрая, согласится. Пошли, – решительно заявила женщина.
И мы пошли. В здании вокзала было очень холодно, оставаться там на ночь было нереально. Родственница жила недалеко от вокзала, это был свой деревянный дом, три небольшие комнаты и сенцы. Женщина постучала в низенькое окно, где тускло горел свет, дверь открылась.
– Дарья? Ты? А это кто с тобой? – воскликнула хозяйка дома.
– В дом впусти, Пелагея, в доме и поговорим, – ответила Дарья.
– Надо же… тёзка, значит, – тихо произнесла Даша.
Пелагея посторонилась и мы прошли в сенцы, где было темно, но из открытых дверей комнаты, просачивался свет. В сенцах стояла лавка, на которой стояло оцинкованное ведро с питьевой водой, под лавкой, старая обувка и веник. На стене, на двух гвоздях, висели вещи. Мы прошли в комнату. Длинный стол и скамья у окна, печь, от которой шло тепло.
– Садитесь, у меня каша ещё тёплая. Картошка есть, – захлопотала Пелагея.
– Давай, я помогу тебе. А вы садитесь, – сказала Дарья.
Мы поблагодарили хозяйку и сели за стол, на который женщины поставили горшок с кашей и остывшую картошку. Пелагея из-за печки достала хлеб, завёрнутый в полотенце и развернув, перекрестила хлеб и тонко нарезала. Мы с Дашей смущённо улыбались. Дарья тоже села напротив нас.
– Ну что? Ешьте, что Бог послал, – сказала она.
– Право… свалились мы Вам, словно снег на голову, Вы уж простите нас. Идти было некуда, мы с подругой впервые в этом городе и очень благодарны Вам, Пелагея и Вам, Дарья, за вашу доброту и хлеб на столе.
– Что же, не люди мы, что ли? Хлеб сама пеку, а вы ешьте, – сказала Пелагея, стоя над нами.
– А ты тоже садись, чего стоишь? Дети спят, верно? – спросила Дарья.
– Спят, время позднее, умаялись за день, – сказала Пелагея, наконец сев напротив Дарьи и с любопытством разглядывая нас при тусклом свете.
Мы с аппетитом принялись есть, хлеб казался божественно вкусным.
– О сыне ничего неизвестно? – спросила Пелагея, посмотрев на Дарью.
– Нет,