Рождённая на стыке веков. Шаира Тураповна Баширова
и беззаботный. Вернувшись, Егор взял с верёвки, протянутой вдоль печки, полотенце и вытерев лицо и руки, быстро сел за стол и схватил кусочек хлеба. Заигравшись, Егор и пообедать забыл.
– Опять портфель на полу валяется? Сколько раз говорю, на место клади, а? – дав подзатыльник брату, сказал строго Иван.
Егор, шмыгнув носом, встал и взяв под лавкой старый портфель, положил к окну. Потом опять сел за стол и уткнулся себе под ноги с виноватым видом.
– Будет тебе, Иван, мал он ещё. Садись за стол, ужинать будем, – сказала Пелагея.
Они вели себя так, словно находились в комнате одни, а нас вовсе и не было. Но я с таким умилением смотрела на них, невольно улыбаясь, такая доброта шла от них, покой и умиротворение, будто вокруг и не было так тяжело и голодно. Иван отдал матери матерчатую сумку, сшитую Пелагеей, а она тут же выложила на стол штук шесть бубликов на тонкой верёвочке, пару кусков сахара, крупу и кусок сала. Пелагея с любовью посмотрела на Ивана.
– Где же сальце-то достал, сынок? – спросила она, понюхав сало и закатывая от удовольствия глаза.
– Фёдор принёс, сосед, говорит, кабана завалил, вот продавал и мне досталось, – ответил Иван.
Правда, я не совсем поняла его слов, но смысл до меня дошёл. Пелагея отложила бублики в сторону, в горшке поставила уже очищенную картошку, политую маслом и сверху покрошенную луком, тонко порезала хлеб, правда, сначала перекрестила его, нарезала ещё тоньше сало.
– Бублики утром, к чаю, – коротко сказала Пелагея, когда Егор протянул руку за бубликом.
Егор тут же убрал руку. Пелагея сама положила на хлеб сало и положила перед каждым из нас.
– Ешьте. Что Бог послал, – сказала она.
Абдулла молча наблюдал за всеми, а когда Пелагея увидела, что я свой хлеб дала в руки сыну, она тут же отрезала кусочек от сала и положив на хлеб, быстро дала ребёнку.
– Не нужно, я не очень голодна. Вот…картошки поем … – возразила я, но Пелагея посмотрела на меня таким взглядом, что я замолчала.
За столом все ели молча, только было слышно, как жевали, с аппетитом причмокивая. Сало было редкостью не только в этом доме, я чувствовала себя неловко, будто ела чужую долю. Даша, напротив, ела с большим аппетитом.
– У нас в Ташкенте сейчас фрукты поспевают, летом жарко. Приезжайте до нас. Мы с Халидой очень рады будем. Так же Вас потчевать будем, – вытирая руки маленькой, чистой тряпкой, лежавшей на столе, заменившей полотенце, сказала Даша.
– Дарья? Налей всем кипятка, чая нет, к сожалению, давно уже нет. Вот, листья смородины завариваем, – сказала Пелагея, не ответив Даше.
Я вспомнила Мирзу, он тоже заваривал листья смородины. Вспомнила Бахрихон, на душе стало тоскливо.
– Что с Хадичой стало? Жива ли она? – подумала я.
Первым из-за стола встал Иван, парень даже не поинтересовался, кто мы и почему находимся в его доме. Он зашёл за занавеску из ситцевой материи в мелкий цветочек и залез на печку.
– Егор? Спать иди. Утром рано вставать, – сказал он.
Егор