Избранное. Том II. Георгий Мосешвили
на полуслове
Прервавшимся, – остановись, мой век.
Душа моя, пребудем наготове.
Другим дано прервать теченье рек.
Рек крови. Рек постылых слёз. Рек желчи
(Канализационный водосток!)
Рек страха, коим стыд наш искалечен,
Текущих в ночь на северо-восток.
Меня ждёт смерть, к которой в наказанье
Я раньше времени приговорён
За то, что, видя сны, имел дерзанье
Кричать на перекрёстках всех времён
О том, что страшен мир и что иного
Нам не дано увидеть и во сне,
О том, что сновидениям больного
Подобна жизнь людей в моей стране,
В стране, где все нелепости законны
И где закон бессмысленно жесток,
Где ложь любой строки всегда резонна,
А правда обитает между строк.
О, как мы все успели изолгаться
В преддверии Последнего Суда.
Меня ждёт смерть. Но ведь должны остаться
Хотя бы письма боли и стыда.
Хоть полстроки не-лжи, ценою крови
Написанные, хоть полслова, хоть…
Меня ждёт смерть. Письмом, на полуслове
Прервавшимся, – прими меня, Господь!
«Научи меня дыханью…»
Научи меня дыханью
Лёгкому, как пенье птиц.
Городское мирозданье
Дышит ветром колесниц.
Символ города – одышка,
Улиц лестницы круты.
Не спасёт Амур-мальчишка
От привычной суеты.
Бросив толчею-злодейку,
С неким страхом беглецов
Так и сядем на скамейку
Отдыхать в конце концов.
Что нам пыльная дорога
Перед волей облаков!
Здравствуй, воздух – хатха-йога,
Вдох и выдох – дар богов.
Письмо почти всерьёз
Говори мне о птицах и бедной траве,
О приметах и тайнах растений,
О цветочной пыльце, о пчелиной молве,
О значениях переплетений
Всех ветвей на деревьях, которые ждут
Дуновения ветра и влаги,
И о море, в котором качаясь плывут
Корабли из небесной бумаги.
И о море другом, где белее, чем снег,
Умирает холодная пена,
Где скалой из базальта стал Ноев ковчег
И стоят над скалой неизменно
Восемь звёзд, будто восемь медлительных дней,
Будто восемь неярких соцветий,
И в толпе суеверной прибрежных камней
Бьётся зеркало тысячелетий.
Говори мне о камне и о зеркалах,
Отражающих лица лукаво,
Ибо в зеркале смехом становится страх
И нередко бесславием – слава,
И не сводят с нас статуи каменных глаз,
Неподвижных в безмерной печали,
Ибо камень и зеркало видели нас
В наши чёрные дни – и молчали.
Я умолкну. Но ты говори о весне
И о бабочках золотокрылых,
Говори мне о том, что ты видишь во сне,
И о древних таинственных силах,
И