Мир сошёл с ума. Опять?! – 1. Игорь Сотников
на принципах защиты всякого высокородного лица, а он, явно имея большие планы на Григория, дал ему шанс себя понять.
– Что тебя ещё не устраивает, Григорий? – вопрошает Феодосий.
– Да как, что не устраивает?! – теперь уже в край обескуражен такой постановкой вопроса Феодосием Григорий. – Разве не понятно. Картина.
– Картина? – ничего не поймёт Феодосий, переведя взгляд в сторону картины. Где задерживает своё фиксирующее внимание на ней, и всё равно ничего и суть претензий Григория не поймёт, кроме, как только воспалённое желание того ещё как-нибудь бзикнуть. Как будто всем тут мало видеть этот его взгляд на искусство, который сравни помешательству твоего внутреннего культурного слоя, то есть желудка.
– И что с ней не так? – спрашивает Феодосий, уже частично догадываясь о причине такого столь нервного и сложного беспокойства Григория. Кто, как и всякий художник, очень трепетно и с большой толикой зависти относится к интерпретации своих творений. Которые в парадигме построения других взглядов на эстетику его творения, могут более выигрышно выглядеть, а этого он не может себе позволить. А так как подготовкой картины Григория к аукциону и к предпродажной выставке занимался сам Феодосий, то вся эта ревность Григория была обращена к нему. Ну а если принять во внимание крайне значимый для этого случая фактор области целевого творения Григория, где и не всегда уразумеешь, и поймёшь, куда смотреть и что с чем связано или это сверху птицей наляпано, то, пожалуй, этот конфликт интересов требует для себя более внимательного рассмотрения.
И как сейчас выясняется Феодосием, то Григорий всё-таки сумел заметить его ловкость ума, сузившего до собой определяемых пределов области внимания к его картине зрительской публики. Другими словами, больше матерными и Григория, то его картина, имеющая для него и для мирового искусства ценность в каждом миллиметре своей значимости, скукожилась до размеров неприличия, а не как в пику ему заявляет Феодосий, до ранжира Джоконды. И что это ещё за экспозиция такая, которую тиражирует в мир здешний и иной это окно возможностей в мир рекурсии – картина Григория Малевича-некст, по своей сути из объективного вещизма представляющая из себя и в самом деле часть окна из той самой харчевне, в которой в своё время сидел тот самый Малевич и через него смотрел в мир своего и пусть будет общего прошлого и будущего, потеряла много от своих прежних размеров, сократившись до размеров картины одного известного Всегда Да Винчи.
На чём, как можно из негодования Григория, всегда очень ревностно относящегося к своим инсталляциям, понять, Феодосий не остановился, а он обставил так загадочно и многогранно интерьер демонстрации этой картины «Black windows», что тут и в самом деле мимо неё не пройдёшь, не заинтересовавшись, что всё это значит и что в итоге видишь в этом окне. Вот и все тут люди, видя там многогранность этого мира, и заглядывают в это окно в мир из своей спальни, как это представляется людям с