Снег. Джон Бэнвилл
наблюдают. Повертел головой туда-сюда, щурясь от ослепительного света девственно-белой лужайки, простирающейся до опушки густого леса. Он задавался вопросом, та ли это роща, на которую Лэтти указала ему ранее из окна гостиной, та, где когда-то валили брёвна. Но нет, этот лес был слишком обширным, чтобы его можно было назвать рощей. Казалось, будто деревья, потрясая чёрными ветвями, с отчаянным напором продвигаются вперёд – и в любой момент прорвут изгородь из колючей проволоки, которая служит им границей, решительно тронутся в наступление, ковыляя и волоча корни по земле, через лежащее перед ними открытое пространство, обложат осадой дом и примутся яростно молотить сучьями по его беззащитным стенам. Будучи провинциалом по рождению, Страффорд питал здоровое уважение к Матери-Природе, но так и не смог по-настоящему её полюбить. Даже в подростковом возрасте, когда он зачитывался Китсом и Вордсвортом и проникся идеями пантеизма, он предпочитал наблюдать за капризами этой старой своевольной дамы с безопасного расстояния. Сегодня же за пением птиц и цветением растений ему виделась только бесконечная и кровавая борьба за доминирование и выживание. Как любил повторять суперинтендант Хэкетт, мозолистыми руками выполняя свой каждодневный тяжкий труд, после того как целыми днями борешься с преступностью, ночами трудно испытывать любовь к «лисенятам, которые портят виноградники»[10].
Теперь Страффорд убедился, что он здесь не один, но глаза всё ещё слепил контраст между заснеженной лужайкой и сумрачной стеной стоящих за ней деревьев, так что он никого не увидел. Затем что-то шевельнулось так, как не шевельнулись бы ни обломленный ветром сук, ни потревоженная птицей путаница ветвей. Инспектор поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и различил что-то, похожее на лицо, хотя на таком расстоянии оно походило на не более чем бледное пятно на тёмном фоне леса. Но да, это было лицо, окружённое чем-то вроде ржавого ореола волос. И вдруг оно исчезло, как будто его никогда и не было. Был ли это человек – или всего лишь игра бликов, отбрасываемых снегом, на грязно-бурых стволах?
Страффорд чувствовал себя одновременно находящимся у всех на виду и отрезанным от всего мира. Кто за кем наблюдал: он сам за тем, кто был там, а затем исчез, – или наоборот?
Детектив пошел через лужайку. Снег был глубоким, и каждый след, который он оставлял за собой, сразу подчёркивался клиновидной тенью. Когда он добрался до того места у опушки леса, где увидел или вообразил фигуру, наблюдавшую за ним, то обнаружил затоптанный куст папоротника-орляка. Он перелез через колючую проволоку и двинулся вперёд, к деревьям.
Здесь над головой нависал полог ветвей, а на земле виднелись лишь редкие клочки снега, слишком небольшие и разрозненные, чтобы заметить след того, кто прошёл этим путём до него, кем бы он ни был. Троп не было, но чутьё вело Страффорда вперёд, всё глубже и глубже в лес. Его хлестали прутья, а огромные дугообразные побеги шиповника вытягивали колючие усики и цеплялись за пальто и штанины брюк.
Песнь песней Соломоновых 2:15.