Октябрический режим. Том 1. Яна Анатольевна Седова
вам прямо, чего от вас хочет. Говорит он с вами, вы даже сразу и не раскусите, чего именно он от вас хочет, а уйдет: ах, черт возьми, оказывается вы то ему и сказали, чего, может быть, и не следовало говорить и что было ему нужно от вас узнать».
В том же смысле высказался кн. А. П. Урусов: «Гучков является редким для России дипломатом: человек, который, стоя во главе партии, никогда не скажет ей сегодня, что он сделает завтра. … Несомненно, у А. И. Гучкова есть какая-то цель в будущем и может быть цель его оправдает его средства. Этот иезуитский девиз под стать ему как дипломату».
Скрытность Гучкова нередко переходила в прямое искажение истины. Поэтому никогда нельзя верить тому, что он говорил, особенно репортерам. Для них у него всегда была наготове приглаженная версия событий, выставляющая его и его друзей в лучшем свете.
Лидером он был крайне властным, тяжелым. «По своему характеру Гучков не выносил противодействия своей воле, своим убеждениям. Он не умел быть снисходительным к инакомыслящим, они для него становились немедленно врагами, которых надо сокрушить, сломать, сбросить со своего пути».
При всех этих неприятных чертах характера Гучков искренно думал, что руководствуется возвышенными чувствами. Он был наделен чудесным качеством: не мог спокойно пройти мимо несправедливости. В этом он не знал меры. Но огромное самолюбие мешало ему делать добро только ради добра, и к нему очень подходят слова апостола о тех, кто делает великие дела, но любви не имеет, а потому – ничто.
Чтобы понять какой-либо поступок Гучкова, надо искать самый возвышенный и благородный мотив. Например, поездка на англо-бурскую войну осуществлена ради спасения буров, дуэль с гр. Уваровым – чтобы уберечь от дуэли Столыпина, заговор о дворцовом перевороте – для спасения России.
«Г.Гучков любит красивый жест, – писал В. М. Дорошевич. – […]
Он привык с грохотом, с фанфарами, с трубами, с барабанами, с бенгальским огнем.
Англичане стреляют, хунхузы мечутся с дикими воплями, японцы вопят:
– Банзай.
А в середине А. И. Гучков».
Поэтому Александр Иванович на первый взгляд казался выдающейся фигурой. Л. А. Тихомиров поначалу назвал его «умнейшим из людей, каких только выдвинула эпоха реформы». А.Столыпин посвятил своему единомышленнику яркие строки: «Сущность его характера меня подкупила давно, еще при первых встречах, когда только еще чуть-чуть намечалось его будущее значение: эта сущность состоит в бескорыстном, действительно, пламенном патриотизме. Он любит родину деятельной, неусыпной любовью, – без фраз, без театральных преувеличений, без треска и риторики».
Однако, в отличие от того же А.Столыпина, у которого патриотизм был в крови, Гучков не умел быть патриотом, хотя и стремился им быть. Великолепно эту тонкость выразил Рославлев (Колышко) после очередной громкой дуэли Александра Ивановича: «Он любит родину и готов, ради этой любви, полезть на стену. Но в родине он любит – себя. И в конституции он любит лишь себя. И в