Октябрический режим. Том 1. Яна Анатольевна Седова
идея смешения в одном кабинете людей прошлого с людьми совершенно иной формации и иных идеалов».
Твердая позиция Государя была спасительной.
Впрочем, «троянский конь» и без того трещал по швам. Не только Кони отказывался от портфеля. Виноградов соглашался войти в кабинет только вместе с Шиповым, Шипов отказывался участвовать вместе с Гучковым, и все вместе соглашались войти в правительство не менее как впятером. Остается только восхищаться терпением П. А. Столыпина в этих переговорах, тем более поразительным, что прошло лишь три месяца, с тех пор как он приехал из провинциального Саратова, где перед ним стояли задачи совсем другого рода.
Впоследствии Столыпин «с большой горечью» говорил тому же Коковцеву, что «одно дело – критиковать правительство и быть в безответственной оппозиции к нему и совсем другое – идти на каторгу, под чужую критику, сознавая заранее, что всем все равно не угодишь, да и кружковская спайка гораздо приятнее, чем ответственная и всегда неблагодарная работа». «Им нужна власть для власти и еще больше нужны аплодисменты единомышленников, а пойти с кем-нибудь вместе для общей работы – это совсем другое дело».
Не в бесконечных отказах кандидатов была главная беда. Давно ли сам Столыпин отказывался войти в правительство, да так, что только категорический приказ Государя заставил его принять должность министра? Гораздо показательнее, что все кандидаты расценивали свое возможное участие в министерстве как жертву со своей стороны – Шипов: «О готовности жертвовать собой не может быть вопроса»; Гучков: «если стрясется надо мною беда министерства»; Н. Н. Львов: «Есть моменты, когда человек должен пожертвовать собой»; очерк Кони о ходе переговоров и вовсе озаглавлен «Моя Гефсиманская ночь». Речь идет не о жертве жизнью. Еще не прогремел августовский взрыв на даче председателя Совета министров, еще не началась охота эсеров-боевиков за Столыпиным. Да и в личном мужестве того же Гучкова сомневаться, зная его красочную биографию, не приходится. Кандидаты в министерство боялись потерять не жизнь, а популярность. «Речь» заранее предала анафеме тех общественных деятелей, кто примет приглашение: «Люди, не обладающие известным minimum’ом такта, не годятся в общественные деятели. Всякий, кто согласился бы теперь принять из рук г. Столыпина министерский портфель, доказал бы тем самым, что у него этого minimum’а нет».
Вот в чем заключалось различие между общественными деятелями и Столыпиным. Никто из них не хотел принимать портфель, понимая, что в то время это не почет, а крест. Но Столыпину достаточно было воли Государя – и он принял этот крест, а Гучкову и его товарищам репутация оказалась дороже России. Им, всероссийским именам, – а Кони был даже европейским именем – мудрым и талантливым, не хватило малого качества, которое приобретается огромным трудом: смирения.
Взрыв на Аптекарском острове (12.VIII)
Перебравшись в Петербург из Саратова, Столыпин после кратковременного пребывания в министерском доме